— Потому что это элементарное решение задачки, в которой двое людей посещают врача вместе. Или ты хочешь услышать что-то другое?
Понятно, защитный механизм включился вновь.
— Я хочу услышать объяснение, Вит. Ты вывез меня из страны по фальшивым документам и показал знакомому врачу. И сказал, что проще было бы заставить танцевать Маргариту, чем реанимировать сломанную меня. И тем не менее я здесь, ты здесь, дом снят… кстати, на сколько?
— Слово «спасибо» вполне подойдет, — отбрил он в привычной манере. А я было надеялась… — Закопай топор войны, Павленюк, иначе мы вместе не выживем.
«А с какой стати нам выживать вместе?» — хотела я спросить. Для моего глупого сердца по-прежнему существовало только два варианта отношений: либо мы вместе, и только мы, либо мы расходимся в разные стороны насовсем. Моя травма ничего не изменила. И эта поездка — просто жалкая пародия на близость, о которой я грезила. Очевидно, брак Вита оказался далеко не так прекрасен, как предполагалось, но для меня это не значит ничего совершенно.
— Принеси мне что-нибудь сладкое, — неожиданно попросила я, устав от споров. — Когда это все закончится, я слопаю шоколадный торт. Одна. А потом буду убиваться и сидеть на жесточайшей диете, но сейчас мне необходим допинг.
— Я поищу, — примирительно сказал Вит.
В домик мы вернулись только следующим утром. Доктор решил перестраховаться и оставил меня на еще одну ночь. За это время на заднем сидении машины появились костыли, на которые я не могла смотреть без отвращения. Впрочем, все время прыгать на одной ноге было не лучше. Сидя рядом с Витом в нелепых лечебных туфлях, я отчего-то снова злилась. И это балерина? Впрочем, великий спаситель-мучитель-просветитель старался игнорировать мое настроение, чем только сильнее раздражал.
— Теперь мы можем поговорить о моем будущем в балете? — потребовала я.
— А ты успела вылечиться? — не повелся Вит на провокацию.
— Врач сказал, что все будет хорошо.
— Врач сказал, что ты не успела нанести непоправимый ущерб собственному здоровью. И только.
— И значит могу танцевать. Именно!
— Мы поговорим об этом позже! — резко отбрил Вит, и я разозлилась еще сильнее. — Ты все еще хочешь шоколадный торт?
— Мне нужны мои кредитки. И телефон! Завтра последний день оплаты клиники матери, я должна перечислить деньги. Верни мне мои вещи.
— Нет. Мы сядем у компьютера и сделаем это вместе. Доступ к деньгам ты не получишь. Расплата за наркотики. Кстати, как твоя мама?
— Дьявол, Астафьев, — или дьявол Астафьев? — мне нужно заплатить за клинику и за квартиру, и одежда нормальная нужна, и бюстгальтер!
— Все можем сделать вместе около компьютера сегодня вечером. Подумай, чего еще тебе не хватает для полного счастья.
— Твоей головы на двузубчатой вилке. Под соусом. И чтобы яблоко в зубах зажато.
— Не странно, что скрипач тебя не выдержал, — протянул Вит, лишая меня дара речи.
— Что ты сказал?
— Не странно. Что скрипач. Тебя. Не выдержал.
— Да и ты терпением не отличаешься. Не странно, что у тебя нет детей.
Врезав по самому больному, я поняла, что перегнула, и отвернулась, закусив губу. Ну что за дура? Он единственный раз передо мной открылся, а я… Впрочем, он так же играется со мной, наказывая за наркотики и помахивая перед носом местом примы, как вожделенной морковкой. Я уставилась на свои ноги и вздохнула.
— Это всего на полтора месяца, — спокойно сказал Вит, и у меня тут же появилось желание укусить его снова.
Как там Эд сказал? Когда не знаешь, что делать с понравившейся девочкой — дергаешь ее за косичку? В обратную сторону это тоже работает.
— За полтора месяца я потеряю форму… впрочем, какая разница, если я не буду потом танцевать?
Под конец поездки мы друг друга люто ненавидели. Вит оставил меня в доме и пулей вылетел за дверь, явно опасаясь прибить. А я сделала то, о чем давно мечтала: набрала ванную и не пожалела пены. Раздевшись, уставилась в круглое зеркало (стиль «прованс» в Провансе) на стене и с горечью отметила, что, несмотря на травму, форму я не утратила. Но что будет через полтора месяца плюс несколько недель реабилитации? Шоколадный торт стал еще более желанным, но от мыслей о том, что он со мной сделает, захотелось плакать.
Неуклюже перемещаясь по скользкой плитке, я допрыгала до ванной и погрузилась в пену по самую шею, закинув на бортик травмированную ногу. На полке обнаружилась новенькая мочалка, которая в мгновение ока стала моей собственностью. Я терла себя с таким остервенением, будто кожа являлась источником всех проблем, и стоит ее снять — исчезнет каждая. Спустя полчаса я успокоилась, надраив каждый миллиметр тела (кроме больной стопы, конечно) и смыв с волос больничный запах. Трижды добавляла воду, делая ту практически невыносимо горячей. Пена давно растворилась, но мне было наплевать. Я чувствовала себя намного лучше, обновленной. Настолько, что даже скандалить с Витом пропало желание. Ну, почти.
Просто если он потребует у Адама меня заменить…
Не выдержав этой мысли, я задержала дыхание и сползла под воду. Раздалось смешное бульканье, а секундой позже дом сотряс страшный грохот, и я от испуга захлебнулась. Попыталась вынырнуть, закашлявшись, но зацепилась ногой за раковину, вскрикнула и снова набрала в легкие воды. А потом меня подхватили под мышки и вытащили на поверхность.
— Совсем спятила? — раздался грозный рык.
Я так удивилась, что даже кашлять забыла, когда увидела раздетого по пояс спонсора, да еще одной ногой в ванной.
— Ты нормальный или как? Зачем было выламывать дверь? — сипло спросила я и снова закашлялась. — Напугал так, что я воды наглоталась!
— Да хрен тебя знает. Вдруг ты на этот раз топиться собралась.
Видимо, его тоже отпустило, и мгновением позже Вит с облегчением выдохнул, но меня не выпустил. Сначала стало смешно, а потом… потом медленно начало доходить, что творится. Мы оба в ванной, по его груди стекают капли воды, джинсы промокли до нитки, когда вода плеснула через край. И я совсем голая, а в ванной не осталось пены.
Столбик термометра, который медленно полз вверх все прошедшие дни, устремился к отметке «точка невозврата», а затем — рывок, и наши губы соприкоснулись. Его руки, скользя по разгоряченной коже, потянули меня. Мы не устояли и на мгновение повалились обратно. Промокли и джинсы Вита, и волосы, на полу образовалась целая лужа. Вытаскивая меня на этот раз куда осторожнее, Астафьев не позволил мне даже встать на скользкую плитку. Подхватил на руки и понес в спальню. Не в мою.
Оказалось, его комната практически близнец моей, вот только не запятнанная болезнью. Впрочем, оценивать интерьер я вовсе не желала: только прерывисто дышала, лежа поверх лоскутного покрывала, промокшего под моим телом. Вит стоял и смотрел на меня сверху, не спеша что-либо предпринимать. Я видела, как высоко и часто вздымается его грудная клетка. Но он боролся с собой, со мной, с искушением. Смотрел на меня черными от страсти глазами, не отрываясь. Не знаю, что уж там плела о нем пресса, но совсем не походило на то, что он привык изменять жене, пусть и нелюбимой. Вот только мне было глубоко плевать на чувства женщины, которая сделала несчастным дорогого мне мужчину. И, не выдержав ожидания, я первой приглашающе раздвинула согнутые в коленях ноги.
Это стало последней каплей. Вит дернулся, как от удара, зарычал, а потом сорвался с места и навис над моим телом опираясь на локти. Целовал так отчаянно, будто ждал этого годами. Губы вмиг заболели под таким напором, мое тело откликнулось на ласку жадно и сладко. Спеша почувствовать Вита ближе, я обвила ногами его талию и скривилась. Противная тяжелая ткань джинсов оцарапала бедра, и мой спонсор тоже дернулся, вскочил на колени и начал сдирать их с себя. Я зачем-то присоединилась, несмотря на то, что мы больше мешали друг другу, чем помогали. Пару раз даже оцарапали пальцы. Но когда я почувствовала его теплую обнаженную кожу, поняла, что результат стоил всех усилий.
