он говорит, что не сожалеет, давно хотел заняться чем-то своим, я все равно ощущаю вину. Этот упрямец и помощь не примет, а хочется, чтобы все наладилось...
Все так завертелось, что не заметил, как зажили ладони, повязки с меня сняли. Лена вышла на работу. Я приезжал ее поддержать, купил огромный букет роз, но воробушек позвонила и попросила не вытаскивать его из машины. Откуда только догадалась, зачем я выдвинулся с утра пораньше в город? Я ведь сказал, что меня следователь вызывает. Из-за всей этой грязи я практически перебрался в город. Дней десять меня ежедневно таскали в отдел: дать показания, поприсутствовать на очной ставке. Обычная мужская драка переросла в геморрой. Дагарова даже бабой не обозвать, потому что у женщин есть понятия о чести, а у этого говнюка нет.
— И почему это я не могу подарить своей девушке цветы? — встретил Лену у калитки, когда она вышла из школы.
Такая красивая, сексуальная, что все внутри переворачивается. Стильный костюм, прямая юбка чуть ниже колен, туфли на тонкой шпильке, очки в тонкой оправе, я даже не знал, что она их носит. Но это воплощение всех моих похабных мечтаний. А еще волосы собраны в строгий пучок, я уже представлял, как запущу в них пальцы, притяну к себе…
— Вадим, я не хочу рождать зависть среди коллег. Тут половина учителей – незамужние старые девы, — тихо произнесла Лена, оборачиваясь, чтобы никто не слышал.
— Это значит, и поцеловать тебя нельзя?
— Тише, — простонала она. — Нельзя, здесь кругом мои ученики, — строгий голос, чопорный вид. Она меня так возбуждала, что мозги плавились.
— Лен, я тут дом присмотрел недалеко от центра. Давай купим, ты ко мне переедешь? Тем более, руки у меня зажили…
*****
Лена
Ничего мне не мешало переехать к Вадиму, кроме моей бабушки, которая, словно чувствуя мое желание жить с парнем, постоянно стала упоминать о том, что съезжаться нужно только после свадьбы. И как назло, Матвей был с ней солидарен. После увольнения он почти постоянно находился дома. Мы с моим мажором вели себя как друзья – лишний раз не поцелуешься. Ходили несколько раз на свидания, дорываясь друг до друга в машине, но ночевать возвращались каждый в свою постель. Вадим в съемный дом меня не приглашал. Не любил он временное жилье, называл его убогим. Конечно, он был прав, но порой до сумасшествия хотелось остаться с ним рядом – все равно где. Мне так не хватало по ночам его объятий. А днем мы виделись редко. Вадиму то в больницу нужно было, то в полицию.
Услышав предложение посмотреть дом, я обрадовалась. Пальчики от волнения поджались в туфлях. И если бы мы не стояли возле школы, сама бы его поцеловала. И позволила зажившим рукам воплощать мои сны в реальность.
— Я не уверена, что мне позволят к тебе переехать, — совсем неудобно было говорить на эту тему, поэтому я отвлеклась на пиликающий в сумке телефон.
— И что это значит? — Вадим накрыл своей рукой мою, останавливая нервные подергивания замка.
— Ну… бабушка у нас консерватор, — замялась я. Неудобно об этом говорить, получается, будто намекаю на обручальное кольцо. — Вадим, здесь не город. Людям только дай повод для разговоров… а я должна быть примером для учеников, — самой противно было, что я это все говорю. Живи мы в городе, я бы сама перетащила вещи в его берлогу. — Зато у нас будет место, где мы можем каждый день встречаться, проводить вместе вечера, — мы стояли у машины Вадима, он, ничего не сказав, открыл пассажирскую переднюю дверь.
Завел мотор, и мы отъехали от школы. Оба молчали какое-то время. Я готова была себя накрутить. Вадим может на все плюнуть и уехать в Москву. Если позовет, поеду за ним. Без него я своей жизни не представляла. Все случилось так быстро, что я опомниться не успела, но ни о чем не жалела. В моей жизни появился именно он – мой мужчина. Во всех смыслах этого слова. Даже когда я на него очень сильно злилась, а такое случалось, ведь у Робнера непростой характер. Он не любит уступать, отступать, должен доказать свое превосходство. Сам лезет в драку, горящие комбайны спасает, а мне не позволяет даже за руль автомобиля садиться, боится, что могу в аварию попасть. Бесится и с ума сходит, если я расстроена. Поэтому, наверное, он был так против моего заявления в полицию, которое я написала на Дагарова.
— Воробушек, мне недостаточно вечеров, — заговорил Вадим, когда пауза явно затянулась. — Я хочу возвращаться в дом, где меня будет ждать любимая женщина. Я хочу засыпать с тобой рядом, сжимать всю ночь в объятиях, и первое лицо, которое я хочу видеть каждое утро – твое лицо. Со мной такое впервые, влюбился как мальчишка. Никто не нужен. Тебя одну хочу! И мне недостаточно пары часов в день. Проблема в гребаном штампе? Я на лоб готов его себе поставить, если твоих родных это успокоит, но мои чувства от этого не изменятся, Лен. Ты моя, и я урою любого, кто встанет между нами, — спокойно выговаривал он, но я чувствовала напряжение Вадима.
— Мои родные не против тебя. Ты им всем нравишься. Штамп в паспорте мне не нужен, — тихо произнесла. Наверное, не совсем уверенная в том, что говорю. Конечно, мне, как и любой девушке, хотелось быть законной женой, но намного важнее, что Вадим меня любит.
— Лен, я хочу, чтобы у нас была нормальная свадьба. Влад с Линой просто расписались, в прессе поднялась шумиха, которая до сих пор не улеглась. Не хочу, чтобы даже толика той грязи коснулась тебя.
Я не имела ничего против того, чтобы переехать к Вадиму, но моим родным это не понравится. Не очень приятно находиться меж двух огней. Для местных Вадим все равно остается чужаком. Богатым парнем, чье семейство поставило на колени Дагаровых. Люди будут говорить, что я любовница Вадима. А если у нас ничего не получится, до конца моих дней продолжат перемывать косточки, где основная версия будет звучать приблизительно так: