между собой и Шелестом. А потом они сидели и пили чай. Да, два придурка – сидели на лестничной площадке между двумя соседними дверями на старой мебельной тумбе в компании стеклянной пепельницы, пили чай с печеньем и конфетами и молчали.
Почему? А кто его знает. Обсуждать было нечего? Не знали, как начать? Боялись? Ждали, что первым заговорит другой? Не хотели опять разругаться, как обычно получалось? Но когда чашки опустели, Шелест просто поднялся и сказал:
– Ну ладно. Я пошёл. Спасибо за чай.
Рита не поняла, ничего не поняла, воскликнула негодующе и изумлённо:
– А к чему тогда был этот цирк?
– Да я же говорил, – напомнил Шелест, спиной продвигаясь к лестнице. – Просто скучно, делать нечего.
Ну, а она про что? Он же не может иначе. Беспринципный и циничный. Хотя…
Нет, не так. Непохож он сейчас на беспринципного и циничного – ни насмешки во взгляде, ни ехидного блеска, ни улыбки, ни вечного безмятежного выражения на лице.
Или это она дура? И ей всё-таки хочется ему верить. Слишком хочется ему верить. Даже доводы рассудка не помогают, мысли о том, что возможно опять будет слишком больно.
Рита тоже подскочила с тумбы.
– Марк, подожди! Я согласна.
Шелест уже спускался по ступенькам – шагнул на очередную, обернулся.
– Что согласна?
– За тебя замуж.
Он улыбнулся, мотнул головой.
– Рит, не надо меня испытывать. – Салютнул поднятой рукой. – Пока. – И преодолел ещё несколько ступеней.
– Шелест, стой!
Он опять послушно остановился, обернулся, но, не дожидаясь, когда она опять что-нибудь скажет, произнёс первым:
– Рит, ну прекрати. Я правда просто прикололся. От отчаяния.
От отчаяния? Почему от отчаяния? То есть всё происходящее на самом деле не было игрой. Если только в самом начале. Да даже тогда, в начале. Он ведь впервые это сказал, когда они сидели в кабинете и разбирали статью. Да, прозвучало, как шутка, как подначка. Но нельзя же судить только по словам и интонациям. Разве поступки не важнее?
– Так я тебе… – Рита помотала головой, всё ещё сомневаясь, – действительно нравлюсь?
Шелест усмехнулся, развёл руками.
– Знаешь, уже реально не смешно.
Не смешно, конечно, не смешно! Неужели он решил, что она просто дурочку включила, делая вид, что до сих пор не догадывалась, не понимала? Но ведь она на самом деле до этого самого момента не предполагала, что он относится к ней серьёзно. То есть предполагала где-то в глубине души или, скорее, надеялась, но не верила. Не верила – разумом. Потому что она действительно реалистка.
Рита легко сбежала вниз, остановилась на ступеньку выше, положила ладони ему на плечи, выдохнула:
– Шелест.
Он торопливо стряхнул её руки, ещё и поморщился, словно ему было противно, и уже не попросил, потребовал:
– Рит, ну правда прекрати. Я не настолько бесчувственный, чтобы вот так со мной. – И отрезал решительно и твёрдо: – Всё, пока. – Развернулся и зашагал вниз.
А она смотрела вслед, как он свернул на новый пролёт, спустился ещё ниже.
Ещё совсем чуть-чуть, и исчезнет из вида. И больше не придёт. Рита просто абсолютно убеждена – больше не придёт. Как и она к нему. Потому что это действительно окажется точкой, которую осознанно поставят оба и уже не станут ничего исправлять.
А так и правда лучше?
Рита метнулась к перилам, вцепилась в них и даже перегнулась.
– Марк! Не уходи. Не надо, не уходи.
Но он уже сделал следующий шаг и ещё один. А потом вдруг замер, вскинул голову посмотрел на неё и ничего не сказал.
А и не надо. Она сама всё сделает.
– Подожди немного, – попросила Рита. – Я сейчас. Я быстро. Правда быстро.
Она ринулась назад, наверх, влетела в квартиру, в комнату, переоделась. Пока в прихожей обувала кеды, из родительской спальни вышел папа, поинтересовался насторожённо и строго:
– Рит, ты куда?
– Пап, не беспокойся, – откликнулась она. – Пока ещё точно не замуж.
– Так ведь ночь уже почти.
– Но я же не одна.
Она очень надеялась, что не одна, что Шелест не ушёл за прошедшие минуты, что действительно ждал. Пусть даже ничего не сказал, не пообещал дождаться. Но если нет…
Да не станет Рита думать об этом сейчас, пока не убедилась. Хотя всё равно было волнительно. И даже страшно.
Она на мгновение замерла перед дверью, а потом решительно распахнула, оглянулась:
– Пап, запрёшь?
– Ладно.
Правда его ответ оборвался на середине, не пробился сквозь металл.
Рита выскочила на площадку, поскорее вывернула на лестницу, нетерпеливо глянула вниз.
Шелест стоял всё на той же ступеньке, только привалился спиной к стене. Увидел её, ухмыльнулся.
– А чемодан где?
Она сбежала вниз.
– Чемодан подождёт. И без женитьбы. Ладно?
– Поздно, – возразил Шелест, напомнил, дразня: – Ты уже согласилась. – Хотя сразу добавил: – Но можно отложить. На год. На два. На пять. Как скажешь. Тут я, конечно, погорячился.
– Давай просто погуляем, – остановившись перед ним, предложила Рита.
– Давай, – легко согласился он. – Но я, как обычно, на машине.
Она ничуть не смутилась.
– Тогда можно поехать куда-нибудь и там погулять. Но… не в клуб и не к тебе.
– Я понял, – тихонько заверил он. – Только… – произнёс и замолчал.
– Что? – озадачилась Рита, а он прищурился, подался вперёд.
– Мне тоже надо. Прям очень-очень надо. Сейчас.
– Что-о? – совсем уж растерянно повторила Рита.
Марк ухватил её за локоть, рывком притянул к себе, обнял одной рукой, второй провёл по волосам, накрутил на ладонь прядь, пропустил между пальцами, коснулся щеки, прочертил линии к подбородку.
– Вот это.
Потом тронул губами, сначала лоб на одной из бровей, потом, когда Рита закрыла глаза, веко, скулу.
Конечно, Рита не стала возражать. В принципе это ей тоже не помешает. Ещё как.
Его губы спустились ниже, прикоснулись к уголку рта, сдвинулись ещё немного – такие мягкие, нежные и желанные.
Очень-очень-очень не помешает.
Обложка от Анжелы Авериной
Строчка из песни HammAli & Navai «Птичка»
