прежде, чем я успела объясниться, он заговорил:
— Милада, я бы не посмел без твоего желания наградить тебя ребенком. За кого ты меня принимаешь? — его колючий взгляд усмирил немного мою панику. — Я не стал бы привязывать тебя таким методом, Лада. Поверь. Я никогда не стану играть и манипулировать нашими жизнями. Одного урока мне хватило на всю жизнь, — столько эмоций было в его взгляде, что мне стало больно. В этот момент его душа была обнажена передо мной.
Тихомирову не надо меня привязывать, я ведь сама призналась, что люблю его.
— Может, пронесет? — утешая меня, Глеб гладил меня по плечам. Он, в отличие от меня, успел взять себя в руки.
— Пронесет? — истерично повышаю голос, что мне несвойственно. — У нас был один незащищенный секс, после которого появилась Варя. Ты сам не веришь, что пронесет, — кидаю ему в лицо. В ванной комнате тепло, а меня трясет, будто в ознобе. Хочется спрятаться, закрыться, остаться одной и подумать. — Я вижу, ты сам расстроен, — бросаю очередное обвинение. Ничего такого я не вижу, но мне хочется стереть маску спокойствия, которую он водрузил на свое лицо.
— Я расстроен не из-за твоей возможной беременности, я злюсь на себя, что подвел тебя, довел до вот этого всего, — налет спокойствия слетает с него. На лице сильнее обозначились морщины.
— Есть ведь выход, утром схожу к гинекологу… — не договариваю. Я сама себе становлюсь противна, оттого что даже посмела, не думая, такое произнести. Такой метод решения претит моей природе, вызывает отторжение в душе. Мне стыдно за малодушие. Моя истерика не может служить оправданием. Когда-то я обвинила Глеба… Чем я лучше него?
— Тебе противна мысль, что ты можешь родить от меня? — Глеб опускает руки, отходит на шаг, отворачивается, но не выходит из комнаты. Он растирает указательным и большим пальцами надбровные дуги, будто хочет разгладить плохие мысли.
Просто я не готова ко второму ребенку. Во всех смыслах не готова. Я хочу насладиться нашим с Тихомировым романтическим периодом в отношениях. Хочу выйти через год-другой на работу…
— Если тебе интересно мое мнение, я против прерывания беременности, — тихим голосом. Он выходит, оставляя меня одну.
Почему я не сказала, что сама против? Что никогда не убью нашего ребенка? Когда-то он причинил мне боль, и это чуть не убило меня. Теперь я причинила ему такую же боль, но с учетом прошлого опыта я знаю, как должна поступь. В нашей жизни хватает негатива, мы не должны пускать его в нашу семью…
Быстро приняв душ, замоталась в полотенце и отправилась на поиски Глеба. Я нахожу его в спальне Вари, он сидит на полу в одних штанах, разглядывает спящую дочку. Он знает, что я стою рядом, но не отводит взгляд от малышки. Я опускаюсь рядом с ним, поджимаю под себя ноги. Мы сидим в тишине, которую нарушает лишь наше тихое дыхание.
— Прости за истерику, я бы никогда этого не сделала, — едва слышно. Он прикрывает глаза, будто хочет спрятать облегчение, которое в них отразилось.
— В каждом нашем ребенке я буду видеть продолжение нас, — обнимает за плечи и притягивает к себе. — Я знаю, что ты боишься, Милада. В прошлый раз ты была одна, теперь я буду постоянно рядом, — целуя в висок.
Мы еще точно не знаем, принесла эта ночь плоды или нет, но, пережив бурю, морально я готова стать мамой во второй раз…
Тихомиров
Без стука вхожу в палату, не хочу разбудить Кира, если он отдыхает.
— Привет, что крадешься? — улыбается друг, сидя на постели.
— Думал, ты спишь, — усмехаюсь, бросаю на кресло пиджак и подхожу пожать ему руку.
— Да я устал уже спать, — почесывая заросшее лицо. Ловит мой взгляд и усмехается. — Я выгляжу, как лесной человек, — смеется он. В последний раз ребята из охраны брили его неделю назад, после чего Кирилл сказал, что в следующий раз сам побреется, когда окажется дома.
— Сегодня побреешься. Готов покинуть эти стены?
— Готов был две недели назад, так ты не дал, — улыбка пропадает с его лица, но злится он не всерьез.
Я не развиваю тему, спор ни о чем. Подхватываю куртку Кирилла, которая висит на вешалке, кидаю ему на постель. Не хочу задерживаться в больнице больше, чем это необходимо.
— Она заходила к тебе? — спрашивает Кирилл. Чтобы не смотреть мне в глаза, слишком старательно надевает куртку.
— Вчера подписал заявление на ее увольнение.
Не хотел отпускать Таню, такую помощницу мне не найти, но, наблюдая, как ей тяжело, подписал заявление.
Поднимаясь с постели, подхватывает костыль. Ему сделали три операции на ногу, но врачи не дают гарантию на полное восстановление, вполне возможно, что Кир будет хромать.
— Так будет лучше, — бросает он.
Нелепый разговор. Я точно знаю, что он в курсе того, что Таня покинула компанию. Пытался ее остановить, но она даже слушать не стала. Упертая девчонка! Кир тут сам виноват, не хотел бы отпускать, нашел способ остановить.
Пытается скрыть от меня, что переживает. Я не хочу давать советы, они не к месту. Сами разберутся. Когда у меня произошел разрыв с Миладой, я не хотел никого слушать, а любое упоминание ее имени вызывало боль. Если Кир любит Таню, найдет способ вернуть. Если не любит, тогда для них правильнее будет расстаться, он и так уже несколько лет мучает девчонку.
— Березкова вчера в камере отделали, ничего не слышал? — спрашиваю друга, когда мы спускаемся на парковку и садимся машину. У меня сомнений нет, что это длинные руки Кирилла достали его даже в СИЗО.
После того, как Кирилл пришел в себя, и его перевели в палату, произошла череда странных смертей. Исполнители и посредник покушения при невыясненных обстоятельствах покончили с собой до суда. Сначала подозрения падали на Березкова, потому что он единственный, кому была выгодна их смерть, потому что мертвые не говорят. Но после вчерашнего происшествия не осталось сомнений, что пасынку губернатора будет сложно выжить в тюрьме, если Кир решил устроить свой личный суд.
Он мстит не за себя. За Ладу и Варю, которых чуть не убили, за Олега и Санька, которым не удалось выжить…
Я планировал эту миссию взять на себя спустя
