я понимаю — эту идею он долго вынашивал.
Самойлов бросает кусок пирога себе в рот.
— На механика, значит? — уточняет с усмешкой, — Будешь лежать под машиной и гайки закручивать?
— Нет, — отзывается сын, — Я соберу свою собственную машину и запатентую её.
Илья приглушённо смеётся. И взглядом я упрекаю его. Мог бы хоть раз поддержать начинания сына? Хотя бы для вида!
— Железяки чинить много ума не нужно, — отвечает Илья, — Можно было вообще пару классов закончить. И зачем столько времени зря потерял?
— А мне нравится эта идея, — говорю неожиданно.
Деня, воспрянув, глядит на меня:
— Правда?
— Ну, да. Зарабатывать честным трудом всегда лучше, чем воровать, — говорю и кошусь на Самойлова. Этот камень — в его огород!
— А жить ты на что собираешься? — игнорирует он мой посыл.
Денис пожимает плечами:
— Проживу как-нибудь.
«Не беспокойся, сынок. Теперь мы с тобой при деньгах», — думаю я. А внутри так противно! Ведь происхождения этой немыслимой суммы я узнать не смогла…
— Как-нибудь, — вздыхает Самойлов, — Ну-ну!
— Санёк тоже пойдёт! И Димон, — добавляет сынуля. Его закадычные «братья» по разуму.
— Санёк — это тот, кто напился воды из-под крана, и его пронесло? — напоминает Самойлов.
Я держусь из последних сил, чтобы не пнуть его под столом.
— Ну, и что, — обижается Деня.
— А то! — продолжает Илья, — Что дружить нужно с теми, кто умнее тебя. И тогда ты и сам будешь становиться умнее. А не деградировать.
Я вздыхаю.
— Да уж. Скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты, — говорю, имея ввиду Олежку. Его друга, который всегда «отставал»! Он делал всё хуже Самойлова. Вот только семью сохранил…
Илья, хмыкнув, глядит на меня.
— Именно так, — произносит, имея ввиду… мою Машку? Но мы с ней совсем не похожи. Она — вертихвостка, каких поискать! А я — мать семейства.
«Какого семейства, Кучинская?», — издевается мозг. Ты — клуша, которую обвёл вокруг пальца любимый супруг.
Мы доедаем. И, прежде чем встать, Самойлов бросает:
— Чайку заваришь?
Это он мне! Я, проглотив, говорю:
— Ну, конечно.
Стараюсь с улыбкой. Ведь смотрит ещё и Денис! После ужина он вынимает свой дрон и спешит показать панорамные кадры. Они с отцом ещё долго сидят в гостиной, изучая игрушку, пытаясь её запустить во дворе.
Мне больно их видеть! Как будто последняя встреча. Я знаю, что будет потом. И какая-то часть меня даже желает пойти на попятную. Дать задний ход! Но я вспоминаю пропитанный гневом Самойловский взгляд. И понимаю, что долго терпеть не получится…
По привычке ложимся по разным углам. В спальне я раздеваюсь, втираю в лицо ночной крем. Стук раздаётся внезапно. На пороге Самойлов с подушкой в руках.
— Что тебе нужно? — шепчу я.
Денис ещё в ванной. Засел! Вероятно, играет во что-то.
— А ты как думаешь? — хмурится он.
Я, оглядев его вид, изрекаю:
— Теряюсь в догадках.
На нём только брюки, и те распоясаны. Вероятно, он собирался их снять.
— Я могу лечь в гостевой. И ты сама объяснишь Денису, почему, — изгибает он бровь.
Я меняюсь в лице. Вот же чёрт! Как могла не подумать об этом?
Пропускаю его, скрепя сердце. Так привыкла одна! Аккурат в этот самый момент раздаются шаги в коридоре. Денис наконец-то покинул уборную. Рядом с дверью они замолкают. Он стучит.
— Да? — отвечаю, взглянув на Самойлова.
В проёме двери появляется сын. Растрёпанный, как воробей после купания в луже. Он натирает сухим полотенцем свой хохолок, и бросает расслабленно:
— Доброй ночи.
— Сладких снов, милый, — отзываюсь я ласково.
— Доброй, — кивает Илья.
Мы ложимся с обеих сторон безразмерной кровати. Как будто боимся случайно коснуться друг друга на ней. Я, отвернувшись, смотрю в телефон. Самойлов пыхтит, очевидно, завидуя. Его «утопленник» в разобранном виде лежит на веранде и сохнет. Он не теряет надежды его оживить!
— Я устал от твоих игр, Настя, — слышу его тихий голос в густой тишине.
Мой взгляд натыкается на спину.
— Что ты имеешь ввиду? — шепчу я в ответ.
Илья испускает пронзительный вздох:
— То ты гонишь меня, то говоришь притворяться.
Я раздражаюсь:
— Ты хочешь сказать ему прямо сейчас? Пожалуйста! Иди и скажи, что у тебя есть другая семья. И про ребёнка не забудь рассказать.
Снова вздох. И скрип матрасных пружин.
— Если бы ты не заварила всю эту кашу с разводом, то не пришлось бы ничего рассказывать, — слышу я, и тихонечко злюсь.
— И как долго ты был намерен хранить свою страшную тайну?
— Всю жизнь, — отвечает он резко.
— Чью жизнь, Самойлов? Свою?
— Нашу жизнь, Настя! Нашу! — повышает он голос, — Которую ты превратила чёрт знает во что.
— Это я превратила? — сажусь на постели, — А ты у нас жертва ситуации?
Он, лёжа вполоборота, кивает:
— Ну да! Жертва твоей женской глупости.
Я задыхаюсь. Толкаю его в спину. И тело Самойлова валится на пол, как набитый мешок.
— Вот там и спи, — фыркаю гневно и ложусь посередине, чтобы он не посмел.
Однако, Илья, возвращает подушку на место. Взбирается сам. Нехотя снова сдвигаюсь на край, оставляя «зону отчуждения» между телами.
— Не вздумай ко мне прикасаться, — цежу я сквозь зубы.
Самойлов язвительно хмыкает:
— Не вздумаю.
Он засыпает. И раскатистый храп, который бесил меня даже сквозь стену, теперь раздаётся внутри. Я не сплю, а настойчиво «гуглю». Ищу информацию, «как подготовить ребёнка к разводу».
«Ответные реакции подростков бывают непредсказуемы. Они могут впасть в ступор, в депрессию, начать обвинять себя…», — читаю, и сердце стучит. Чего же мне ждать от Дениса? Ведь он же так молод. И притом весь в отца!
«Не настраивайте ребёнка против друг друга. Не нужно рассказывать, кто изменил и когда…», — советует врач. А что же тогда говорить?
И тут выступают на первый план фразы:
«Твоя семья остаётся с тобой, это мы, я и папа, расстаёмся друг с другом»,
«Твоей вины в этом нет»,
«Мы навсегда останемся твоими родителями и будем любить тебя».
Я ощущаю, что плачу. И подушка уже увлажнилась от слёз. Если даже меня эти фразы тревожат, то, что говорить про него?
— Хрррр, — прерывает Самойлов поток моих слёз.
Мне хочется взять подушку и придавить его сверху. Но вместо этого я выключаю экран и смотрю на сияющий контур окна под завесой гардины. Мне предстоит самый трудный разговор в моей жизни. Как справиться с этим одной?
— Хрррр, — снова вторгается он своим храпом.
Разозлившись, пинаю его, нарушаю границы. Храп обрывается. Но не сон! Он продолжает спать крепко. И видеть во сне свою снежную бабу…
Утром
