— Ты в порядке?
— Мне бы не помешало одеяло, но в остальном я в порядке. — Он попытался подмигнуть, чтобы поднять настроение, но это только напомнило ему о его опухшем глазе. В ситуации было так много неправильного, но не было никакой необходимости тратить эти минуты на обсуждение всех причин, по которым у нас все было не в порядке. — Послушай, я работаю над этими узлами с тех пор, как сел в это чертово кресло. Этот идиот забывает, что я прошел тот же курс, что и он, и изучил все способы развязать узлы, которые он только может придумать. Я продолжу работать и надеюсь, что смогу ослабить их до того, как он вернется. Если я этого не сделаю, мне нужно отвлечь его от того, что я делаю за своей спиной, чтобы я мог продолжать работать и остановить его.
Я не знала, что делать или говорить, и ограничилась кивком головы, чтобы дать ему понять, что я поняла его план. В любом случае, я ничего не могла бы сделать. Я ничего не знала об узлах. Мне даже было сложно развязать двойной узел на своих теннисных туфлях.
В комнате воцарилась тишина, поскольку мы оба пытались игнорировать все, что произошло за последние двадцать четыре часа. Черт возьми, все, что произошло за последние несколько месяцев.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, верно? — Эти сладкие слова, произнесенные его глубоким голосом, нашли отклик в моей душе, укрепляя мои силы.
Я кивнула головой и дала ему понять то же самое.
— Я тоже тебя люблю.
— Знаешь, я никогда не думал, что увижу тебя снова после той первой ночи в клубе. Каким же я был счастливчиком, что в винном магазине меня сбила женщина тележкой для покупок. — Я не знала, как ему это удалось, но он заставил меня по-настоящему посмеяться над ним. Это было приятно. Я добавила это к стене, которую построила, чтобы противостоять Грейсону.
Мы продолжали наш разговор шепотом, чтобы не насторожить Грейсона, и в течение следующего короткого времени Джек отвлекал меня. Мы говорили обо всем на свете. Мы поговорили о наших семьях, и я рассказала ему о некоторых безумных выходках, в которые я ввязалась с Ашером, а позже и Эви. Я почти забыла, где нахожусь. Почти.
Пока дверь снова не распахнулась, и в комнату не вошел обнаженный Грейсон, выглядевший уже не таким веселым, как раньше. Его мрачные, серьезные глаза изображали «бога», которым он так отчаянно хотел себя чувствовать. Не похоже было, что он вернулся для того, чтобы валять дурака и давать объяснения. По выражению его лица было видно, что простая игра закончилась. Я спряталась за своей стеной и старалась оставаться недоступной для него. Я сосредоточилась на своем дыхании, а не на страхе, расползающемся по моему телу. Я сосредоточилась на поиске места, где можно было бы спрятаться, где я могла отключиться, потому что время поджимало.
Как бы сильно мне ни хотелось обратиться за поддержкой к Джеку, ее не было. Я пыталась успокоить себя сознанием того, что, что бы ни случилось, я не буду одинока. Но прямо сейчас я не могла смотреть на него. Мы оба знали, что то, что произойдет дальше, не будет хорошим, и мне нужно было замкнуться в себе. Я не уверена, как бы мы с Джеком выглядели по ту сторону всего этого, где бы мы были, но пока есть другая сторона, я буду бороться за нее. Несмотря на то, что я не смотрела на него и изо всех сил старалась отгородиться от всего, я слышала его, его глубокий голос струился сквозь меня, укрепляя мои стены.
Не позволяй ему увидеть твой страх.
— Привет, брат. Вернулся так скоро? Ты чувствовал себя просто отвратительным засранцем, каким ты и являешься, поэтому тебе пришлось прийти сюда, чтобы притвориться богом?
Мои глаза резко открылись, чтобы увидеть реакцию Грейсона на насмешки Джека. Я знала, что Джек отвлекает внимание на себя. Облегчение и ужас разлились по моим венам при этой мысли. Ситуация была для нас безвыигрышной. Грейсон повернул голову, чтобы посмотреть на Джека. Мускул на его челюсти дернулся, прежде чем расслабиться, и легкая улыбка появилась в его глазах.
— Я знаю, что ты делаешь, Джек. Я не знаю, почему ты продолжаешь вести себя так, будто мы не проходили одинаковую подготовку. — Его ухмылка превратилась в широкую улыбку, прежде чем его смех разнесся по комнате. — Ты сомневаешься в моем самообладании. Это прекрасно. Позволь мне привести тебе пример получше.
— Мы действительно проходили одну и ту же подготовку; просто так получилось, что ты ее провалил. Так вот почему ты там, где находишься? Потому что ты гребаный неудачник?
Грудь Грейсона приподнялась от глубокого вдоха, как будто он пытался не допустить, чтобы слова Джека подействовали на него. Он подвинулся, чтобы снова сесть мне на бедра. Моя грудь вибрировала от бешеного биения сердца. Перед глазами все поплыло, когда я безучастно уставилась в потолок. Моя грудь вздымалась немного быстрее, пока я боролась с паникой. У меня начало жечь в глазах, когда я боролась со страхом, терзавшим мое тело.
— Посмотри на нее, она в такой панике и шарахается от меня. Она не хочет, чтобы я прикасался к ней. — Его рука легла мне на живот и погладила выше, под грудью, и ниже, над холмиком, игнорируя насмешки Джека. — Но не так давно мы все были в похожей ситуации. Она флиртовала со мной в течение нескольких месяцев, а потом охотно раздвинула ноги и позволила мне полизать ее киску; трахнуть ее киску. Она позволила мне. — Он сделал паузу, и желчь подступила к моему горлу, когда воспоминания заполнили мои мысли. Я сдержала их, не выказывая никакой реакции. — Люди так чертовски открыты. Ты думаешь, что знаешь кого-то, но давай будем честны. Ты никого не знаешь по настоящему. Черт возьми, посмотри на себя, мы были братьями больше десяти лет. Мы партнеры. У нас было бесчисленное множество общих женщин. Кое кем я насладился после того, как ты ушел. Ты, блядь, никогда не замечал. Ты такой же невежественный, как и все остальные. Такой же доверчивый, как любой идиот, идущий по улице.
— Ты гребаная киска, пытающаяся рационализировать то, что ты делаешь, но ты, блядь, не что иное, как кусок дерьма.
— Называй меня как хочешь, Джек. Все, что заставит тебя чувствовать себя лучше, когда ты будешь смотреть, как я трахаю ее.
Мое дыхание застряло в горле, угрожая задушить меня. Я бы хотела, чтобы так оно и было. Я крепко зажмурила глаза, борясь с ужасом, обрушившимся на мою крепость.
Меня здесь нет. Меня здесь нет. Этого не происходит. Меня здесь нет. Я - крепость. Я - ничто.
Слова продолжали повторяться, пока я блокировала все это. До моих ушей донесся глухой удар деревянного стула, и я поняла, что Джек отчаянно боролся со своими путами. Может быть, теперь, когда ему не нужно было молчать, он смог бы быстрее разорвать свои путы. Маленький лучик надежды расцвел в моей груди, но быстро погас, когда я почувствовала, как Грейсон расцепил мои лодыжки и развел колени в стороны.
Моя грудь беспорядочно сотрясалась от рыданий, которые я не хотела выпускать. Мои глаза оставались в темноте, в них плясали белые пятна, я так крепко закрыла их.
— Ты больной ублюдок, который даже не может побороться с мужчиной. Тебе приходится пользоваться беззащитными женщинами, — прорычал Джек. Его голос повысился к концу оскорбления, его спокойствие улетучилось, его страх стал осязаемым, бьющимся во мне, заставляя меня признать это. Я выключила его. Мои ворота закрыты, мои окна заколочены досками. Никакой страх, даже его собственный, не мог проникнуть внутрь. Я превратилась в стальную клетку.
Но даже несмотря на то, что мои стены остались, они сомкнулись надо мной, удушающе сжимая меня.
— О, я боролся и с мужчинами. Я охотился на них всех. У бога нет предубеждений. Он справедлив ко всем. Я распространяю свою силу на всех. — Его голос звенел силой и гордостью. — Теперь посмотри, как этот «больной ублюдок» трахает твою драгоценную Лу.
На меня навалилась тяжесть, а рот прижался к моей груди. Запрещенный всхлип вырвался на свободу, и в моей стене появилась трещина. Мои бедра были раздвинуты и сжаты до такой степени, что я знала, у меня останутся синяки. Я крепче зажмурила глаза, отчаянно пытаясь залечить свою трещину.
