Я переключил свое внимание на то место, где он освобождал Луэллу, натягивая одеяло на ее голое тело. Ее голова откинулась назад, демонстрируя каскад крови на ее и без того распухшем лице.
Все внутри меня превратилось в ничто.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Шейн, возвращая меня обратно в больничную палату.
Медленно я перевел невозмутимый взгляд в его сторону, заставив его раздраженно рассмеяться.
— Да. Глупый вопрос. Но я видел твои рентгеновские снимки. Пробитое легкое. Сломанные ребра. Проломленный череп.
— Почти проломленный, — вставил я. Ничто не шло ни в какое сравнение с тем ущербом, который получила Лу.
— И все же. — Звуковые сигналы заполнили тишину, и глубокий вдох Шейна совпал с ритмом машины, двигающей легкие Лу. — А как насчет всего остального?
— Что все остальное? Ты все перечислил.
— Я имею в виду твое сознание. Как ты справляешься с… - Он умолк, не в силах закончить неловкую правду.
— Что я забил своего лучшего друга до смерти? — Я закончил за него, продолжая вносить больше ясности в свое сознание, как он выразился. — После того, как я увидел, как он пытает и насилует любовь всей моей жизни?
Он поморщился, но ничего не сказал.
Мой желудок скрутило, и я снова сосредоточил свое внимание на Лу, пытаясь обработать любую эмоцию, создающую хаос в моем сознании. Они кровоточили вместе, и я не решался смотреть слишком пристально, но заставил себя обдумать его вопрос. — Далеко не так доволен, как следовало бы, — честно ответил я. Я должен был чувствовать гордость и почет за то, что поступил правильно, добившись справедливости.
Но это оказалось не так убедительно, как я думал. Все было слишком запутано со всем остальным, и ничто больше не выглядело понятным.
— Он заслужил это, — прорычал Шейн.
— Я знаю, и я бы сделал это еще миллион раз.
— Жаль, что я не мог сделать это сам.
Я в этом не сомневался. Шейн работал над каждым делом, видел каждый ужас с тех пор, как все это началось.
Мы снова посидели в тишине, оба переживая тот факт, что Грейсона больше нет. Его привезли на каталке точно так же, как нас с Лу. Больницы не дискриминировали убийц и хороших людей. Жизнь есть жизнь, и они пытались спасти их все. Часть меня хотела, чтобы он выжил, просто чтобы он мог всю жизнь страдать в тюрьме. Но большая часть меня расслабилась, когда кто-то вошел и сообщил мне, что он не перенес операцию.
— Ты не думал о том, чтобы поговорить с кем-нибудь, пока ты здесь? — наконец спросил Шейн.
— Ага, конечно, — усмехнулся я. — Кроме того, я не хочу покидать ее.
Шейн поднял руки, зная, что не стоит давить.
— Я понял. — Он встал со стула и обошел кровать, чтобы положить руку мне на плечо. — Я позабочусь о том, чтобы они знали, что ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится - полицейские дела.
— Спасибо, чувак.
Шейн оставил меня одного, чтобы сжать руку Лу - там я оставался почти три недели, затаив дыхание из-за каждого трепетного движения глаз, каждого подергивания пальца и каждого вздоха, который она делала самостоятельно, когда они убирали некоторые аппараты.
Всегда умолял об одном и том же снова и снова.
— Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись.
Пока однажды она не проснулась.
Ее рука сжалась сильнее, больше, чем в спазме, и держалась крепко. Ее глаза распахнулись, как и раньше, но на этот раз они переместились и сфокусировались на мне.
Чернота подкралась к краям моего зрения, когда эти прекрасные зеленые глаза встретились с моими, и я понял, что перестал дышать.
— Джек, — одними губами произнесла она, мое имя вырвалось хриплым шепотом.
Мир с ревом вернулся ко мне, и я сделал глубокий вдох, чтобы получить столь необходимый кислород. Ее веки опустились, но тут же снова открылись, и я, черт возьми, чуть не рухнул. Груз ужаса, боязни и боли, сковывавший меня в течение последнего месяца, вырвался на свободу. Все это исчезло с простым произнесением моего имени.
Я нажал кнопку вызова и нежно осыпал поцелуями ее волосы, говоря ей, как сильно я ее люблю. Не останавливаясь, пока не вбежали врачи и медсестры, отталкивая меня в сторону. Я не мог отвести взгляд, даже когда отправил сообщение Шейну, чтобы он рассказал всем остальным.
Ее глаза были прикованы к моим, потемневшие от замешательства и вопросов, которые назревали, когда они объясняли состояние комы и то, как ее травмы вызвали отек мозга. Я одарил ее самой ободряющей улыбкой, какую только смог изобразить, стоя в углу комнаты со слезами на глазах. Нарастало отчаяние, потребность вернуться к ней, почувствовать, как она двигается сама по себе, почувствовать, как ее руки обнимают меня.
Эйфория бурлила при одной только мысли об этом, пока я чуть не сбил всех с пути, чтобы снова добраться до нее.
По крайней мере, до тех пор, пока в небольшой перерыв в хаосе снова не ворвалась реальность.
С миллионом вопросов, переполнявших ее изумрудные глаза, она задала тот, который я меньше всего хотел объяснять.
— Что случилось?
33
— Ты чувствуешь, что готова вернуться домой?
Я обратила внимание на морщинки возле глаз психотерапевта, представив, что она пережила много смеха, чтобы они появились. Они ей шли. Я задавалась вопросом, смогу ли я снова достаточно улыбаться, чтобы получить такие же. Сомнение прокралось своими пальцами из теней моего разума и прошептало свою правду “Нет”. Я засунула его обратно и заставила свои губы изобразить подобие улыбки.
— Да. Я усердно занималась физиотерапией, и врачи говорят мне, что я удивительно быстро поправилась.
— А как насчет твоего разума? Мы обе знаем, что это то, о чем я спрашиваю.
— Я в порядке. — Это было самое близкое к истине, что я могла сказать. — Я так же усердно работала здесь.
— Да, но мы всегда можем продолжить и после того, что было предписано.
Я почти отшатнулась при мысли о том, что буду продолжать приходить неделю за неделей, чтобы поговорить о вещах, которые я больше всего отчаянно хотела забыть. Я ничего не могла сделать, чтобы изменить это, поэтому я просто хотела отодвинуть это в сторону и не позволять этому больше влиять на меня.
— Я знаю, но я чувствую уверенность в достигнутом нами прогрессе.
— Тогда ладно. Здесь наши пути расходятся.
Я кивнула со всей уверенностью, на какую была способна. Она напомнила мне, что находится всего в одном телефонном звонке, и я вышла из ее кабинета в последний раз. Суета медсестер и запах антисептика проникли в мое сознание. С каждым шагом я обещала себе, что не вернусь, что у меня хватит сил больше не сталкиваться с этим местом.
Эви и Джеймсон ждали меня в моей палате, и как только я вошла, воцарилась гнетущая тишина. Джеймсон уставился себе под ноги, и когда я приподнял бровь в сторону Эви, она просто закатила глаза и пожала плечами.
— Мы просто ждем доктора, и вы можете идти, — сказала она.
— Хорошо. Я готова покинуть это место.
— Джек придет?
— Нет, у него была назначена встреча, которую он не мог пропустить, как бы сильно ни старался.
Я вспомнила, как напряглась его спина, когда ему позвонили, и представила, что это был еще один пожар, который ему пришлось тушить, поскольку мир узнал, что его деловой партнер был серийным убийцей. Между этим и тем временем, когда он уходил, чтобы быть рядом со мной, он только и делал, что играл в догонялки.
— Тебя это устраивает?
— Да. Кроме того, он подъедет к дому позже.
Правда заключалась в том, что я была более чем в порядке. Он был рядом со мной каждое мгновение, заботясь обо мне и следя за тем, чтобы у меня было все, в чем я нуждалась. Я ценила это, но каждый раз, когда я встречалась с ним взглядом, часть меня замирала и трескалась, позволяя воспоминаниям просачиваться обратно.
Когда я проснулась, были моменты блаженства. Я помнила Джека, я помнила наше время, но в те первые мгновения незнание еще сохранялось. Тогда мне пришлось открыть свой большой рот и спросить, что случилось. Страх сдавил мне горло, когда свет в его глазах померк, и воспоминания нахлынули снова, как только он начал.
