так тяжело сейчас держать себя в руках!..
– Кристина… мы были на работе, – выдерживает паузу, словно ожидая, что я продолжу за него, – я к тому, что не подошел к тебе…
Я все понимаю, правда, но от этого не менее больно и обидно.
Еще несколько минут напряженной тишины и попыток справиться с подступающими слезами.
– Тебя это обидело?
Я не могу ответить. Горло стягивает таким спазмом, что, начав говорить, я рискую разреветься прямо здесь.
– Кристина.
Считаю секунды до того мгновения, пока машина остановится у моего подъезда, и я смогу сбежать.
Протягиваю руку к рычагу и дергаю его в тот момент, когда она прекращает движение.
– Да подожди ты! – окликает, хватая сзади за пуховик, – куда постоянно несешься?!
– Домой… Я хочу домой. А видеть тебя пока не хочу.
– У тебя принципы хоть какие-нибудь есть?! – вгрызается в ухо истеричный голос Кристины Дмитриевны, – понятия о родственных чувствах? Слышала что-нибудь о чувстве долга и благодарности?..
– Доброе утро.
– Мы что, тебя выгнали с голым задом и по миру с протянутой рукой пустили?!
– Что случилось? – спрашиваю, глядя на свое отражение в зеркале.
Лицо напряжено, лоб собрался в гармошку, а в глазах тревога.
Им пришла повестка в суд? Так быстро? Не может быть…
– Ты решила извалять наше имя в грязи? После всего, что я для тебя сделала?!
– Я просто хочу свою долю наследства.
Слышу в трубке тягостный вздох.
– У тебя ее кто-то забирал? Повторяю еще раз – это и твой бар тоже! Приходи, живи, работай!
– А если я не хочу возвращаться?..
– Почему? Потому что нашла другого любовника, и он оказался богаче Артема? – восклицает с нервным смехом, – тогда чего ты жалуешься? От нас чего хочешь?
– Хочу взять свое по закону, – повторяю упрямо на одной ноте.
Руки трясутся, а живот сводит от страха, потому что это открытое противостояние, конфликт, которого я так боялась.
– По закону? – переспрашивает, смеясь, – по какому закону, девочка? Если хочешь, приезжай, мы с тобой сядем и поговорим, я покажу все документы на недвижимость и бизнес. Твоего имени там нет и никогда не было.
– Я докажу обратное.
– Ты знаешь, что по закону ты могла предъявить свои права не позднее, чем через шесть месяцев после смерти отца? А?.. Ты это сделала?..
– Нет.
– Нет, – повторяет почти ласково, – а сейчас уже поздно, Кристиночка. Ты ничего не сможешь доказать. Или возвращайся, или смирись.
– Посмотрим…
– Да -да… посмотрим.
– Квартира и кофейня принадлежали папе…
– Если бы папа хотел тебе что-то оставить, он бы позаботился о завещании заранее!
– Он не собирался умирать!
– Но он даже ни разу не упомянул об этом, прекрасно понимая, что в случае его смерти все перейдет мне, – чеканит жестко, – понимаешь, о чем я?
– Понимаю! Только не надо дуру из меня делать, Кристина Дмитриевна.
– Ты много на себя взяла, девочка. Адвокат проныра – возьмет с тебя все, что можно и исчезнет.
– Мне больше нечего вам сказать, – проговариваю, собираясь сбросить вызов.
– А мне есть! Передай своему любовнику – если в адрес моего сына от него поступит хотя бы еще одна угроза, я засажу его на двадцать лет! Я тоже жизнь не зря прожила! Связи и полезные знакомства тоже имеются!
– Какие угрозы? Он никому не угрожал…
– Я предупредила, Кристина!
– Я вас услышала, – проговариваю по слогам и отключаюсь.
Развернувшись, бросаю телефон на кровать и снова смотрю в зеркало. От прежней бледности и растерянности не осталось и следа. Глаза мечут молнии, а по лицу и шее расползлись малиновые пятна.
Стерва!
У нас никогда с ней не было близких отношений, я не визжала от счастья, когда папа привел ее в дом, и мне не всегда нравилось, как она себя с ним вела, но нейтралитет мы соблюдали обоюдно очень долго.
Мне казалось, она непростой человек, даже авторитарный, но точно не подлый.
Неужели, я так ошибалась?..
Вентилируя легкие глубокими вдохами, оглядываюсь по сторонам. Я же на работу собиралась… На работу надо…
Бросаюсь к шкафу и вынимаю из него первое, что попадается под руку – черные брюки с завышенной талией и укороченный свитер с высоким горлом.
Одеваюсь и хватаюсь за косметичку, но, глянув на время, решаю привести себя в презентабельный вид уже на месте. В крови после разговора с мачехой все еще пузырится адреналин, наверное, поэтому все мои движения нервные и дерганые.
Закидываю косметику в сумку, туда же запасные чулки, дезодорант, салфетки и зачем-то прокладки.
Затем, заглянув в приложение, вижу, что такси уже приехало, выскакиваю в прихожую и, стараясь не толкаться там с Настей, которая тоже собирается на куда-то, быстро одеваюсь и бегу вниз.
Черт!.. Как же я зла на нее!..
Начиная с того, что она и не думала отдавать мне мое по праву, и заканчивая утренним кофе, который я по ее милости сегодня так и не выпила.
Пыхтя от негодования, усаживаюсь на заднее сидение такси и не очень приветливо здороваюсь с водителем.
Пытаюсь взять себя в руки и переключиться на разглядывание проплывающего мимо городского пейзажа, но вдруг вспоминаю слова Кристины Дмитриевны про моего «любовника» и его угрозы в адрес Тёмы.
Скользнувший по коже мороз приподнимает волоски на моей теле. Что она имела в виду? Что Филипп чем-то угрожал ее сыну? Ни за что не поверю. Это Тёма сочиняет небылицы. Интересно, зачем?..
Однако, пока еду до ресторана, в голове всплывают и другие воспоминания. О том, как уверенно Эйне говорил, что дело с моим наследством плевое. Я так не считаю, но, возможно, я чего-то не знаю?..
Пфф… склонив голову, растираю пальцами напряженные виски. Рабочий день еще не начался, а я уже как выжатый лимон. Я трусиха. Нарисованные Кристиной Дмитриевной проблемы застряли в сознании и уже начинают приобретать устрашающие очертания. Она говорила так уверенно, что к концу поездки я мысленно три раза себя похоронила.
Приезжаю в ресторан, бегло со всеми поздоровавшись, совершаю ритуал, отработанный до автоматизма. Закрывшись в своей кабинке, переодеваюсь в униформу, тщательно расчесываю волосы и собираю их на затылке. На макияж уходит чуть больше времени, чем обычно, но я не тороплюсь – растушевывая тени и покрывая ресницы тушью, пытаюсь привести свою нервную систему в рабочее состояние.
Получается паршиво, потому что на вчерашний конфликт с Эйне наслоился отвратительный разговор с мачехой, и вместе они создают такое давление в груди, что дышать больно.
Однако в зале, в присутствии всего персонала и нескольких десятков гостей становится
