Ох, Дункан, как мне тебя не хватает!
25 декабря 1960 года
(Рождество)
Я приехала на праздники к родителям в Бронте, но переночевать на диване в большой комнате отказалась: завтра, в День подарков, я работаю. Дело в том, что на спортивных площадках к востоку от Королевской больницы в праздничные дни часто случаются травмы, вдобавок к нам привозят пострадавших в авариях и в пьяных драках. В Новый год я тоже дежурю, зато Энн Смит вызвалась поработать накануне, потому что как раз в ту же ночь дежурство у ее жениха. Перед Новым годом в травматологии любой больницы дел невпроворот, хуже всех приходится больнице Винни, потому что половина сиднейцев наносит ежегодный визит в Кросс, напивается до положения риз, пачкает улицы мусором и рвотой и не дает покоя Норму, Мерву, Бамперу Фарреллу и другим полицейским Кросса.
Я привезла Уилли бутылку бренди, бабуле — роскошную испанскую шаль, Гэвину и Питеру — объектив для макросъемки к цейссовскому фотоаппарату, папе — коробку кубинских сигар, а маме — симпатичное белье, сексуальное и вместе с тем благопристойное. Родные, в свою очередь, сложились и преподнесли мне сертификат на покупку пластинок в «Николсоне», чему я очень рада.
28 декабря 1960 года
Миссис Дельвеккио-Шварц подкараулила меня сегодня днем и зазвала на бренди, разлитый по стаканчикам из-под сыра «Крафт». При виде этих стаканчиков меня охватило раздражение.
— Так и не выбросили их? — спросила я. — Я же подарила вам на Рождество семь прекрасных хрустальных стаканов!
В последнее время рентгеновским взглядом меня просвечивали все реже, на лице домовладелицы часто появлялось отчужденное выражение, и даже мой вопрос не вызвал вспышку внутреннего маяка.
— Ну зачем же их портить? — сказала она. — Я берегу их до лучших времен, принцесса!
— Бережете? Разве я дарила их вам для того, чтобы вы их берегли? — расстроилась я.
— Если я буду пить из них, непременно какой-нибудь да разобью.
— Ну и пусть! Разобьете один — принесу вам другой.
— Нельзя заменить все, что разбито, — возразила она. — У первых стаканов есть аура, их семь — хорошее число, не шестерка, к тому же ты прикасалась к ним и заворачивала их.
— Я с таким же успехом могу завернуть и новые стаканы.
— Это будет уже не то. Нет уж, пусть пока полежат.
Я сдалась и сообщила ей об интересном разговоре с Тоби.
— А ведь я могла бы поклясться, что он влюблен в Пэппи!
— И никогда не был. Она привела его пять лет назад, чтобы потрахаться по-быстрому, а потом сообразила, что карты расскажут мне о них. Король Мечей. Так в Доме появился свой Король Мечей, принцесса, а найти такого гораздо труднее, чем Королеву. Мужчины не так сильны, как женщины. Но Тоби другой. Славный он, наш Тоби, — кивнула она.
— Знаю, — резко ответила я.
— Знать-то ты знаешь, да только слишком мало, принцесса.
— Слишком мало?
Но миссис Дельвеккио-Шварц уже сменила тему: оказалось, перед каждым Новым годом она устраивает вечеринку. Как она выразилась, «попойку и гулянку». Она уже стала традицией Кросса, все жители округи хотя бы раз побывали в гостях у нашей домовладелицы. Даже Норм, Мерв, мадам Фуга, мадам Токката, мисс Честити Уиггинс и еще несколько «постоянных» девушек урывают часок-другой, чтобы перед Новым годом заскочить к миссис Дельвеккио-Шварц. Я тоже пообещала прийти, но добавила, что в Новый год буду работать, так что праздновать придется без меня.
— Работать в Новый год тебе не придется, — возразила хозяйка. — Можешь мне поверить.
— Опять карты… — страдальчески протянула я.
— А как же, принцесса!
Выяснилось, что хозяйке не обойтись без помощи на кухне. Ребятам поручено закупить выпивку, женщинам Дома (во главе с Клаусом) — приготовить еду. Сама миссис Дельвеккио-Шварц по традиции жарит индейку — наверняка выйдет сухая и резиновая, с содроганием подумала я. Клаус приготовит молочного поросенка, Джим и Боб настрогают салаты, запасутся колбасой и булочками с сосисками, Пэппи — китайскими рулетами и жареными креветками, а мне достались десерты, любые, лишь бы можно было есть их руками. Я остановила выбор на эклерах, кексах с глазурью, шоколадном печенье с кокосовой стружкой и пирожных «Ниниш» с желе.
— Не забудь хрустящее печенье, какое ты пекла раньше, — посоветовала домовладелица. — Сладкое мне не по вкусу, но помакать печеньку в чай не откажусь.
Я рассмеялась.
— Ну и врушка же вы! С каких это пор вы пьете чай?
— Я каждый Новый год выпиваю по две чашки, — многозначительно объяснила миссис Дельвеккио-Шварц.
— А как Гарольд? — спросила я.
— Гарольд, Гарольд. — Она скорчила гримасу. — Карты говорят, что уже совсем скоро он будет не нужен Дому. Как только его время истечет, он вылетит отсюда.
— Думаю, бесполезно рассказывать вам, что и Пэппи уходит, и Тоби… — Я вздохнула. — Дом разваливается на глазах.
Только теперь ее взгляд снова стал рентгеновским.
— Не смей так говорить, Харриет Перселл! — сурово велела она. — Дом вечный.
Вышла Фло, позевывая и потирая глаза, увидела меня и живо забралась ко мне на колени.
— Впервые вижу ее заспанной, — призналась я.
— Да, она спит.
— И я ни разу не слышала, как она говорит.
— Говорит.
Я медленно побрела вниз, ведя за ручку Фло. Вечер обещал быть сносным только потому, что миссис Дельвеккио-Шварц доверила мне ангеленка. Когда я привела девочку обратно, время близилось к девяти (Фло не соблюдала традиционный детский режим: она бодрствовала, пока ее мать не ложилась спать. Что сказала бы по этому поводу моя мама?), миссис Дельвеккио-Шварц сидела в темной комнате, а не на балконе, как летом. Перед ней на столе поблескивал Хрустальный Шар, будто вбирая в себя каждую частицу света уличного фонаря, лампочки в коридоре, фар редких автомобилей — какого-нибудь «роллса» с шофером, доставившего клиента в дом 17b или 17d. Увидев мать, Фло замерла и сжала мне руку, ясно давая понять, чтобы я не шевелилась. Мы простояли в полумраке почти полчаса, и все это время исполинская туша не двигалась, приблизив лицо к Шару.
Наконец миссис Дельвеккио-Шварц со вздохом откинулась на спинку кресла и устало отвела волосы со лба. Я мягко повела Фло к столу.
— Спасибо, что присмотрела за ней, принцесса. Мне надо было поглядеть в Шар.
— Можно включить свет?
— Ага, а потом иди сюда.
Когда я вернулась к столу, Фло уже сидела на материнских коленях и печально смотрела на пуговицы ее платья.
