снова ехал без билета — наудачу, но уже со сложившимся планом действий в голове. Если бы все-таки нарвался на контролеров, рассказал бы легенду о старшем брате, который вышел на станции за сигаретами, но не рассчитал время стоянки и отстал. Когда добрался до квартиры, на пороге встретили родители. Мать уже заготовила гневную пламенную речь на тему обзвона моргов, но, учуяв запах, только всплеснула руками и отвесила подзатыльник. Отец ограничился тяжким вздохом и молча ушел в комнату. В память врезалось именно это молчание — сильнее даже, чем негативные эмоции от поездки и похмелье, которое по молодости лет оказалось не таким тяжелым, как в зрелом возрасте. Молчание — самое совершенное выражение презрения. Тогда он понял, каким громким и красноречивым может быть нежелание разговаривать с человеком — не из-за обиды, а потому что совершенный им поступок оказался настолько чудовищно глупым и безмерно абсурдным, что просто не знаешь, как дальше общаться и чего еще от него ждать.
Даже по прошествии многих лет этот короткий эпизод оставался для Фомина тем самым постыдным воспоминанием, о котором хотелось бы забыть навсегда. Но безумное событие стало одной из поворотных точек в формировании его самосознания, а потому картинка с облезлой дощатой лавкой в вагоне и собственным отражением в темном окне безжалостной памятью была помещена в самый ближний ящик мозгового реестра. Видимо, специально, чтобы ее в любой момент можно было извлечь и напомнить о том, каким идиотом он может быть.
Но то, что Фомин видел сейчас, способно было затмить любой стыд от собственных проступков и раз и навсегда закрыть вопрос с чувством вины за личные прегрешения. Отдельно радовало то обстоятельство, что он был всего лишь сторонним наблюдателем, управлявшим квадрокоптером прямо из машины. Покинуть наблюдательный пункт можно было в любой момент, но сделать это он не согласился бы даже за вознаграждение — при виде развернувшейся сцены цирк с конями нервно цокал бы копытами в сторонке, а клоуны обливались настоящими слезами вместо водички из приклеенных к воротникам пульверизаторов.
Вы когда-нибудь были ночью в поле? Ну правильно — какого черта там делать… А по деревьям лазали?
Да — ночью, в поле? Представьте картину: вокруг темно, над головой — затянутое тучами небо, под ногами — трава по колено, дует холодный ветер, моросит мелкий косой дождь. На краю поля шелестят листвой две березы, по стволам которых с дикими матами лезут два голых мужика. Нет, не пьяные и не наркоманы. И даже не на спор. Залезают на самые верхи и начинают раскачиваться.
Иррациональность действа мозг старался обыграть, используя привычный способ — добавить сарказма, для чего из памяти были вызваны мотивы известного «Наверх вы, товарищи, все по местам. Последний парад наступает…» В таком свете происходящее казалось каким-то странным пранком. Не покидало ощущение, что сейчас из кустов выскочит режиссер и скомандует: «Стоп! Снято!»
А началась эта история с восхождением-восползанием чуть менее сорока восьми часов назад, когда один пожилой, но восхитительно ушлый адвокат со слегка насмешливой улыбкой вошел в кабинет молодого, но очень амбициозного заместителя министра экономического развития области и сделал тому весьма заманчивое предложение. А именно: наказать конкурирующее ведомство в лице человека, которого хором ненавидела половина министерства. И было за что: упырь выставил контору на сумму, недостаточную для серьезных ответных действий, но весьма обидную для самолюбия.
Сошлись на варианте классической мести: дуэль, поединок, схватка. И положение сторон обязывало разыграть партию красиво и элегантно. Не тот это был уровень, чтобы размениваться на локальные межведомственные войнушки из-за рядового конфликта интересов.
Когда человек с деньгами встречает человека с опытом, человек с опытом уходит с деньгами, а человек с деньгами уходит с опытом. А когда встречаются два опытных человека с деньгами — назревает высокохудожественный обман. Разработка стратегии длилась менее получаса и, начавшись в формате встречи официальных лиц, завершилась в дружеской атмосфере с легким налетом осторожного панибратства. Истоки придуманной схемы уходили корнями в народный фольклор и байки о буднях взяточников разной степени высокопоставленности. Имела ли история место в реальной жизни или нет, остается тайной, покрытой пылью времен. А даже если кто и сможет эту пыль смахнуть и разглядеть первоисточник, один хрен свидетели будут молчать, как тетка с плаката «Не болтай!», справедливо опасаясь уголовного преследования, а главное, того неприятного обстоятельства, что ни одна живая душа их рассказам не поверит по причине совершенной фантасмагоричности истории. Но в том-то и заключалась изюминка всей схемы.
Идея была гениальна в своей простоте, на первый взгляд неприемлема в плане реализации и страшна своей нестандартностью. Есть очень жадный, но не слишком сообразительный налоговый инспектор, который имел неосторожность перейти дорогу одному министру, легким неаккуратным движением переведя отношения двух организаций из нейтрально-дружеских в холодно-воинственные. Ответить данному нехорошему гражданину, не выходя за рамки ведомственных приличий, нет возможностей. Но и стерпеть обиду никак нельзя, статус конторы не позволяет. Если каждая номинальная чебурашка, размахивая перед носом корочками с золотым тиснением, будет еще и больно щелкать по этому носу — наступит хаос и анархия. А потому каждому ушастому с погонами необходимо периодически указывать его место.
Процедура передачи взятки была назначена на два часа ночи. Координаты долготы и широты, заранее сообщенные жертве, при наложении на карту указывали на пустырь где-то за городом. У любого нормального человека от сопоставления места и обстоятельств встречи непроизвольно сжались бы ягодичные мышцы: предстояло переться на ночь глядя на выселки, где, судя по карте, даже жилых домов не было, один лишь склад мебельного гипермаркета, торчащий посреди поля. Если что-то пойдет не так, чувака там же, в распиловочном цеху, разберут на запчасти, и обретет он вечную жизнь в форме декоративной столешницы, залитой эпоксидной смолой.
Другое дело, что подобный сценарий лишен смысла.
Одно дело, когда стрелку забивают какие-то странные люди, верить которым нет ни единого основания. Совсем другое, когда подобного рода предложение поступает от представителей государственного министерства и нет ни единого сомнения, что озвучившие его люди имеют к организации самое непосредственное отношение. Но с психологической точки зрения все равно было стремно, и мысль про столешницу с эпоксидкой как финал ночной прогулки нет-нет да и приходила в голову.
Однако смелость города берет, а жадность, особенно патологическая, даже из последнего труса может сделать героя. Главное их
