тот же вопрос: почему?! Почему это случилось именно с нами? Случилось ли на самом деле? Брат он мне или нет? И главное, если так, что ОН на это скажет? Будет ли переживать и страдать столь же сильно, как я?
– Маш, ты меня слышишь? – вмешивается Антон в мои размышления.
– Прости, что ты сказал?
– Говорю, что я… Ай, да ладно, – отмахивается, – зачем вспоминать прошлое, его ведь уже не изменишь. Пей чай, не то остынет. Послушай, квартирка у меня однокомнатная. И, как ты понимаешь, отдельными хоромами я тебя не смогу обеспечить. И диван у меня всего один…
– Антон, – прерываю его, взяв за руку, – спасибо! Правда, не переживай, ну, не всегда же я в хоромах жила. Мне просто надо какое-то время побыть одной, так чтобы меня никто из моих не смог потревожить. Я могу и на полу спать.
Парень начинает метаться, нервно хлебает горячий чай и явно обжигает язык.
– Нет, я сам на полу, – шепелявит, махая ладонью возле рта, будто это ему поможет остудить ожог.
– Если ты не против, я бы хотела прилечь немного, мне нужно поспать. Правда, вначале не отказалась бы от горячего душа. В доме имеется горячая вода? – в очередной раз смотрю на парня, выныривая из пучины боли.
Мне действительно сейчас бы просто провалиться в глубокий сон. И проспать до завтра, а лучше – до послезавтра.
– Обижаешь! Квартирка маленькая, но зато со всеми удобствами, – довольно тянет Антон, подняв указательный палец вверх.
– Еще, у тебя нет снотворного?
– Эй, малышка, ты чего, чудить собралась?! Я не позволю…
– Дурак что ли? Я просто хочу выспаться, – пялюсь на него, словно передо мной действительно находится умалишенный.
– Можешь не смотреть на меня так, снотворным не балуюсь, но, если сильно надо, могу сбегать в аптеку.
– Не надо, – встаю я из-за стола, так и не притронувшись к чаю, – Попробую просто в горячем душе снять напряжение. Спасибо тебе за все. Особенно, что не задаешь ненужных вопросов.
Горячие упругие струи воды хлещут по коже. Желание согреться настолько сильно, что я около получаса стою, вообще не двигаясь, только впитывая тепло. Но внутри продолжает царствовать жестокая стужа, не выпуская мои измученные сердце и душу из своих костлявых лап.
– Маш, – Антон легонько скребется в дверь, – Ты в порядке?
– Да, – меня хватает лишь на короткий ответ, не хочется говорить больше ничего.
Парень не на шутку переживает за мое состояние. Ведь я сижу уже больше трех суток, и носа не показывая из его квартирки. Никуда не выхожу, почти не ем. Сплю – и греюсь в горячем душе.
– Я тут постарался и супа наварил. Может, хоть сегодня нормально поешь, – слышится из-за двери его отчаянный голос.
– Да, сейчас, – с трудом выдавливаю из себя дежурный ответ.
Смывая с волос шампунь, снова вспоминаю мамино сообщение. Каждую строчку, каждое коварное слово…
Интересно, она ведь, наверное, уже не только приземлилась, но и успела сделать свой ДНК-тест. Хотя, разве это возможно без меня? Правда, и материала в доме Глеба я оставила с головой, им уж точно известна та самая убийственная правда.
Сказать, что я злюсь на мать – это не сказать ничего. Ведь можно было бы всего избежать. Всей этой ненужной боли. Если бы только мама с самого начала ничего не скрывала.
Завернувшись в небольшое пушистое полотенце, едва прикрывающее тело, я на автомате плетусь в комнату. Сама себе напоминаю заведенную игрушку. Ни на что не обращаю внимания, погрузившись в собственные мысли. Антон постоянно пытается меня расшевелить, но у него совершенно ничего не получается.
– Маша! – зовет он из кухни.
Застыв напротив входной двери в коридоре, соединяющей ванную комнату, кухоньку и спальню, я собираюсь с силами и выкрикиваю:
– Антон, сейчас оденусь и приду…
И в следующий момент эту самую дверь сносит с петель одним ударом. Я подпрыгиваю на месте и, кажется, даже взвизгиваю. Ожидаю чего угодно, но только не того, что в следующее мгновенье увижу… ЕГО.
– Глеб… – срывается с губ, и мои руки, нервно стягивающие края полотенца, разжимаются.
Глеб
За три дня до этого
То, как моя экс-мачеха реагирует на новость о болезни отца, повергает меня в шок. Я даже повторяю еще раз, делая акцент на серьезности диагноза. Думаю, может быть, мало ли, не поняла. Не осознала всей серьезности проблемы. Потому что даже меня, взрослого и хорошо владеющего собой мужика потряхивает от собственной беспомощности. От невозможности что-то изменить. Ни деньги, ни мои обширные связи не могут даже в малой степени повлиять на ситуацию. Ничего не может. Остается лишь ждать, когда дальнейшим ходом событий распорядится Судьба.
Но Людмила, кажется, настроена совершенно иначе. Она выслушивает информацию сдержанно и практически спокойно и кивает:
– Отвезешь меня к нему? Или скажи, в какой он больнице, я сама доберусь.
Ну уж нет. Одна она туда точно не отправится. Не знаю, что привело ее к нам спустя столько лет, но собираюсь это выяснить. А заодно и получить ответ на самый важный для меня сейчас вопрос. Ведь кто лучше матери знает об отцовстве ее ребенка? Может, и тест никакой не понадобится: Людмила и так мне все расскажет.
В машине женщина задумчиво молчит, погруженная в свои мысли, и я решаю взять быка за рога. Не в том мы положении, чтобы ходить вокруг да около.
– Зачем ты приехала? – немного подвисаю на таком фамильярном обращении. Понимаю, что не помню, как общался с ней раньше. Людмила Сергеевна? Тетя Люда? Точно нет. Мне было шестнадцать, и я был полон юношеской дури и упрямства. Скорее всего, вряд ли говорил ей «вы», а значит, и начинать сейчас не стоит.
Она чуть поворачивает голову, окидывая меня оценивающим взглядом.
– Мне кажется, что это он передо мной. Смотрю на тебя, а вижу твоего отца.
– Мы вроде бы не слишком похоже, – пытаюсь я возражать. Но она качает головой.
– Я не о внешности, Глеб. Хотя и лицом довольно сильно напоминаешь его. Но дело в другом. Ты такой же Медведев… до мозга костей. Тот же цепкий взгляд, та же сила, готовая смести все препятствия на пути. Завораживающая энергия… я когда-то потеряла голову от всего этого.
– Но даже с потерянной головой сбежала от него? – не упрекаю, просто не могу не прокомментировать такой важный для меня факт.
Как можно добровольно отпустить того, кого любишь? Какие бы ни стояли между вами проблемы. Мне хотелось спросить об этом отца. А сейчас ничуть
