добить меня своей новой манерой общения.
Я:
Можно по скайпу позвонить?
Мне надо кое-что для проекта узнать.
Через минуту на ноутбуке раздалась знакомая мелодия. Шустрый какой.
— Я здесь, детка, — хрипло проговорил он. Я замерла, разглядывая его. Уставший и немного замученный вид, грустные глаза, подбородок и щёки покрывала щетина.
— Что ты хотела узнать? — продолжил он.
Я взяла ноутбук, блокнот с ручкой и села на кровать, прислонившись к изголовью.
— Ты рассказал о себе до девяти-десяти лет. Мне нужно побольше информации, — ответила ему, закусив колпачок ручки.
Он прищурился, разглядывая меня.
— Ты уже дома? — перевёл тему.
Кивнула ему.
— Знакомая комната, — задумчиво продолжил он. Дыхание сбилось, сердце учащённо забултыхалось в груди.
— Да, вот думаю, может ремонт здесь сделать, — как бы невзначай бросила ему.
Он хрипло засмеялся.
— Какая же ты язва, детка.
Пожала плечами и провела задумчиво колпачком по губам.
— Ты специально?! — низко прохрипел он.
— Что? — пыталась понять о чём он.
— Ничего, — быстро ответил, зачёсывая волосы назад и продолжил: — О’кей, мы остановились на том моменте, когда посадили того ублюдка. Это было за пару недель до моего десятилетия. Я тогда немного расслабился, думая, что моя жизнь наладится. Но мой личный ад не закончился. Мать тогда словно с цепи сорвалась. Хотя и до этого её поведение нельзя назвать адекватным. В общем, она стала пристальнее смотреть за мной. Поскольку я продолжал драться в школе, курить и материться, то у неё всегда был повод для наказания. В доме на видном месте всегда висел кожаный ремень с металлической пряжкой. Любой косяк – я получал им. Я плакал, умолял её остановиться, но она никогда не слушала моих криков.
Мне снова стало нехорошо. Сколько же ему пришлось пережить в детстве?! Сердце кровью обливалось.
— В десять лет я заинтересовался музыкой. Точнее я захотел научиться играть на гитаре. Накопив денег, купил её себе и самоучитель по игре на ней. Спустя год я уже неплохо играл. Музыка стала для меня спасением. Даже моё поведение улучшилось. Я стал меньше искать неприятностей. Во всяком случае в школе. На улицах всегда забот хватало, и мы с Майком не пасовали перед ними. Но в школе я стал более управляемым. Беда вся в том, что моя репутация на тот момент была уже определена. Поэтому любое происшествие в школе списывали на меня и звонили матери. А дома, как ты понимаешь, меня наказывали. Я плакал и говорил, что это не я, что я больше не дерусь и не разбиваю окна, горшки и прочую лабуду. Но мать меня не слушала. Честно, я даже не знаю имела ли для неё значение моя вина или невиновность. По всей видимости, нет. Она хотела выместить на мне всю свою ярость и неудовлетворённость своей жизнью.
Я делала пометки, стараясь не выдавать своих эмоций. Но внутри меня всё клокотало от несправедливости.
— Детка, ты как? Продолжаю? — обеспокоено спросил Джей. Он явно хорошо меня чувствовал.
— Да, Джей. Если ты не против, — ответила ему, стараясь не смотреть на экран.
— Посмотри на меня, — тихо приказал он. Да, это был мягкий приказ.
Взглянула на него исподлобья.
— Я вижу твои эмоции и понимаю их. Но посмотри на меня, я вырос. Я больше никому не позволю подобного в мой адрес. Я на многое пойду, чтобы оградить себя и своих близких от влияния моей матери. Но давай без жалости, идёт?
Кивнула ему, слегка улыбнувшись.
— Спасибо. На лето, естественно, меня теперь отправлять было не к кому. Поэтому я остался дома. Там меня заставляли убираться каждый день. Чтобы ни пылинки в доме не было. Мама по приходу с работы проверяла. Если находила, то я получал ремнём. Наверное, в том возрасте я перестал плакать. Я просто понял, что мои слёзы подстёгивают её к ещё большим истязаниям. Она останавливалась тогда, когда сама считала нужным. Но я ходил синий от побоев. Летом было особенно проблематично скрывать это. Жарко, а ты в джинсах и кофтах, скрывающих синяки. На озеро купаться, естественно, не ходил. Иначе, кто знает, может мы бы познакомились с тобой намного раньше и это я бы потом стянул с тебя топ, — улыбнулся он.
Какого чёрта?!
— Нет! Майкл болтун! Он обещал, что никому не расскажет! — воскликнула я.
— Он рассказал мне в тот же день, когда проводил тебя до дома, — засмеялся Джей, — он пришёл ко мне, поделиться своей проделкой. Но это было лет в тринадцать, верно? — он сейчас был таким открытым, честным, живым. Мне было приятно с ним общаться.
— В четырнадцать. Слушай, может ты мне объяснишь, зачем он тогда мой медиатор спрятал в свои плавки?! — задала главный вопрос моего детства.
— Он хотел побеситься и повеселиться. Подумал, что, если медиатор побывает в его трусах, ты перестанешь играть на гитаре хотя бы на природе, — сквозь смех ответил Джей.
— Вот же придурок, ей-богу, — расхохоталась в ответ.
— Не спорю. Но он был чертовски доволен собой. Ведь ты оставила гитару и уделила ему внимание, бегая за ним в одних трусиках.
— Это был купальник, а не бельё!
— Поверь, подросткам нет до этого дела. Нижняя часть купальника или бельё. Вид-то одинаковый, — смеялся Джей.
Я лишь покачала головой.
— Ладно, продолжим. Короче я не ходил на озеро до шестнадцати лет…
— Подожди. А где во всей этой истории твой отец? — перебила его.
— Он всегда находился в соседней комнате или во дворе. Короче по близости. Мог вмешаться только, если видел, что мать вошла в транс и не видит моего кровавого мяса, — тяжело вздохнул Джей.
Я сглотнула. Перед глазами сразу представила мальчика, одиннадцати лет, с побоями и разрывами на коже от ремня.
Какой кошмар…
— Детка, я живой, если что. Это я так, возвращаю тебя в реальность.
Кивнула, не глядя на него.
— После того лета, проведённого за вечной уборкой, я увлёкся барабанами. Но купить их не представлялось возможным. Во-первых, денег они стоят прилично. Во-вторых, кто бы мне дал так шуметь дома?! Поэтому я искал возможность научиться. И когда мне исполнилось двенадцать, случайно узнал, что в нашу школу привезли несколько инструментов для занятий музыкой. Среди них оказались барабаны. Я сразу полюбил
