на меня. Я знала, что из себя представляет допрос у мафии, но пока Мэддокс был жив, для него, для нас еще светился огонек надежды. Если я вообще могла надеяться на нас или на него. Мои мысли были спутанными и слишком переменчивыми, чтобы за них ухватиться. Каждая новая мысль ускользала, как зыбучий песок, прежде чем я успевала ее закончить. Маттео схватил свой телефон и вышел из фургона.
– Позвоню Джианне. Иначе она убьет меня, если я не скажу ей, что с нами все в порядке.
Так много людей беспокоились за своих близких, которые рисковали жизнью ради меня. Было трудно представить, через что прошли Джианна и Изабелла, пока Маттео сражался с безумными байкерами. Папа тоже взял телефон. По выражению его лица я поняла, что он звонит маме.
– Она в безопасности, – сказал он первым делом. Я услышала, как мама судорожно вздохнула. Затем он протянул мне телефон. Я взяла его дрожащими пальцами.
– Мам, – сказала я. – Со мной все хорошо.
– Ох, Марси, я так рада слышать твой голос. Не могу дождаться, когда обниму тебя.
– Мы будем дома примерно через час! – крикнул папа.
– Поторопитесь, – тихо произнесла мама.
Папа обнял меня за плечи и повел в дом, пытаясь скрыть свою хромоту. Должно быть, все было плохо, раз он не мог сделать этого даже рядом с мамой. Амо маячил поблизости, как будто теперь я нуждалась в постоянном наблюдении. Его лицо было уже не таким жестоким.
– Возьми себя в руки, – пробормотал папа. – Твоей маме не нужно видеть тебя таким.
Амо кивнул, закрыв глаза на секунду. Я видела, как его лицо преображается во что-то более нежное и мальчишеское, но это была явная борьба. Когда он открыл глаза, в них по-прежнему чувствовалась отстраненность. Как только я вошла в дом, мама спрыгнула с дивана. С ней был Валерио, а также мои тети Джианна и Лилиана, а еще двоюродные братья и сестры: Изабелла, Флавио, Сара и Инесса. Ромеро и Гроул охраняли их, как и сказал Маттео. Мама бросилась ко мне, и папа наконец отпустил меня только для того, чтобы мама заняла его место.
Мама обняла меня так крепко, что я едва могла дышать. Я вздрогнула, когда ее ладони коснулись свежей татуировки на моей спины. Она отстранилась с полными слез и беспокойства глазами. Ее взгляд скользнул по моему изуродованному уху, а после вернулся обратно к моим глазам. Ее ладонь продолжала слегка касаться повязки на моей спине.
– Что случилось с твоей спиной?
Я не хотела ей рассказывать. Но не потому, что мне было стыдно. Нет. Я была взбешена и напугана. Взбешена потому, что Эрл сделал это со мной, а напугана потому, что мне долго придется жить с его суждениями обо мне. Когда я ничего не ответила, мама посмотрела на папу. Человек, убивший нескольких байкеров в порыве ярости и силы, сейчас выглядел усталым. В каждой черте его лица и даже в его глазах сквозила вина за случившееся со мной. Амо старался смотреть куда угодно, только не на маму, что, наверное, было к лучшему, учитывая, что в его глазах все еще горел безумный блеск.
Я не хотела взваливать на папу бремя рассказа о татуировке. Мама не смотрела на отца так, словно винила в случившемся, но я все еще беспокоилась, что их отношения пострадали из-за моего похищения. Отношения родителей были тем, к чему я стремилась, и мысль о том, что что-то может изменить их, была хуже того, что случилось со мной за последние несколько недель.
– Они сделали мне татуировку, – сказала я, пытаясь казаться равнодушной.
Лицо мамы побледнело, а губы папы сжались в попытке сдержать ярость. Мама вопросительно посмотрела на отца, но не спросила, что за татуировка.
– Мы сведем ее, как только тебе станет лучше, – твердо сказал папа. – Я сообщил доктору, чтобы он подготовил все необходимое.
– Спасибо, пап.
Валерио подошел ко мне и тоже обнял.
– В следующий раз я тоже надеру байкерам задницу, когда они похитят тебя.
Я подавилась смехом.
– Я очень надеюсь, что это было последнее похищение, и ты не должен выражаться.
Он закатил глаза, и я взъерошила его светлую гриву, прежде чем он успел увернуться. Еще раз обняв Джианну и Изабеллу, тетю Лилиану, Ромеро и моих двоюродных братьев и сестер, я наконец поднялась наверх, смертельно уставшая. Я быстро извинилась, что должна покинуть их, охваченная волной эмоций, которые испытывала.
Оставшись одна в своей спальне, я приняла первый за несколько дней душ, а затем сняла повязку со спины и повернулась к длинному зеркалу. Резко втянула воздух. Мэддокс сказал мне, что собой представляла татуировка, но увидеть ее собственными глазами было похоже на удар под дых.
Черные буквы выглядели размытыми и тонкими. Они напомнили мне портак, который делали заключенные в тюрьме. Слова «Шлюха Витиелло» смотрели на меня из зеркала. Они были набиты прямо между моими лопатками ниже шеи. Печать шлюхи, как назвал это Эрл. Сглотнув, я отвернулась от зеркала. Как только люди узнают о произошедшем между мной и Мэддоксом, я буду часто слышать подобное оскорбление.
Раздался стук в дверь, и я подпрыгнула, мое сердцебиение сразу же участилось.
Я схватила халат и накинула его, прежде чем направиться к двери, пытаясь прогнать необоснованное беспокойство. Это мой дом. Здесь я в безопасности.
Когда я открыла дверь, увидела улыбку мамы.
– Я просто хотела проверить, как ты.
Я впустила ее.
– Папа дома?
– Да, он внизу с твоими дядями, обсуждает их планы на завтра. Он хочет пожелать тебе спокойной ночи позже.
Я улыбнулась, вспомнив, как папа делал это, когда я была маленькой. Мама замешкалась, но потом коснулась моего плеча.
– Есть ли что-нибудь, о чем ты хотела бы со мной поговорить?
Я отрицательно покачала головой.
– Пока нет. Сейчас я в порядке.
Было так много вещей, которые сбивали меня с толку, но мне нужно было время, чтобы разобраться в них, прежде чем я смогу с кем-нибудь обо всем поговорить.
– С тобой все будет хорошо, если ты останешься одна ночью? Я могу побыть с тобой.
Я поцеловала маму в щеку.
– Со мной все будет хорошо, мам. Я не боюсь темноты.
Мама кивнула, но явно все еще беспокоилась обо мне.
– Тогда спокойной ночи.
После ее ухода я надела одну из своих любимых ночных рубашек, чтобы вновь почувствовать себя собой, и скользнула под одеяло. Лежа без сна, я приняла решение превратить татуировку на спине в доказательство того, что я сильнее, чем Эрл мог себе представить. Я не стану прятаться или отступать. Я буду нападать.
Взяв телефон, я начала искать мастера по тату. Не позволю ничьему суждению определять, кто я есть. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Но несмотря на сказанные слова, ужасные образы начали преследовать меня, как только я выключила свет. Грубые татуировки, отрезанная мочка уха, разорванные на части тела и дерущиеся собаки. Мой живот скрутило. От стука в дверь я подскочила в постели.
– Да? – позвала я дрожащим голосом.
Папа вошел, нахмурив брови.
– С тобой все в порядке, принцесса?
– Можешь не называть меня так? – попросила я, вспомнив, как много раз Эрл или Коди использовали это прозвище, заставляя меня ощущать себя грязной.
Папа напрягся, но кивнул. Он остался
