По мере приближения возвращения в Бостон он отдаляется, и это заставляет меня сходить с ума от мысли о том, что мы теряем время, которое я никогда не верну, как только мы покинем Рио.
Он больше не спит со мной в одной постели. Он не разговаривает со мной так часто, когда мы не обсуждаем, что я буду делать в ночь игры. И я вижу, как он старается не смотреть на меня, когда я выхожу из ванной, одеваясь на ночь.
Я знаю, что он хочет меня. Он не может так легко это скрыть. Но где-то между той ночью, когда он полностью потерял самоконтроль, и следующим утром он нашел способ снова закрыться от меня. Дошло до того, что, когда он вернулся в мотель через два дня после игры с обедом, я чуть не выпрыгнула из кожи, когда он заговорил со мной.
— Надень фиолетовое платье завтра вечером.
Я чуть не роняю книгу и резко поднимаю глаза на дверь, когда он входит.
— Ты меня напугал, — говорю я ему, не в силах сдержать нотку раздражения в голосе. Я не хочу расстраиваться из-за него, но ничего не могу с собой поделать. Это больше, чем просто то, что он больше не прикасается ко мне. Я скучаю по всему, что связано с ним, когда он не такой замкнутый. Я видела в нем другие стороны, и мне не хватает наших разговоров, ночей, когда я засыпаю в его объятиях.
Я скучаю по всему этому.
— Прости. — Левин откладывает еду и смотрит на меня, когда садится. — Игра большая, Елена.
Это полностью привлекает мое внимание. Я откладываю книгу в сторону и сажусь прямо на кровати.
— Последняя, в котором тебе придется играть?
— Если я выиграю. — Он проводит рукой по губам. — Здесь достаточно денег, чтобы мы смогли выбраться отсюда. Но там будут люди, за которыми мне нужно будет присматривать. Это будут высокопоставленные лица, Елена, люди, которые могут помнить меня. А если и нет, то они не пойдут на наши уловки так просто. Ты должна быть начеку. Я хочу, чтобы ты пришла позже, не со мной. Мы снимем номер в отеле, и ты сможешь спуститься вниз через некоторое время после того, как я уже буду играть. Я хочу, чтобы это выглядело как твоя идея, а не подстава. Вполне возможно, что у Васкеса там даже будет игрок… на самом деле, я почти уверен в этом. Так что нам нужно быть очень, очень осторожными.
Я киваю, и у меня сводит желудок, пока я слушаю. Я еще не устала от захватывающей игры, в которую мы играли, но если у Васкеса может быть кто-то там, то это уже совсем другая проблема. Если ему удастся завладеть мной, это будет означать, что я попаду в ловушку, которую расставил Диего.
— Я буду осторожна, — тихо говорю я ему. — Тебе не нужно беспокоиться обо мне.
— Я всегда о тебе беспокоюсь, — коротко отвечает Левин, открывая свой контейнер с едой. — Это моя работа, беспокоиться о тебе, Елена.
Я вдыхаю, сжимая губы, чтобы не выпустить в него ничего в ответ. Я не могу сосчитать, сколько раз за последние несколько дней он говорил о том, что я — его работа, и мне кажется, что это треплет мои нервы по самые края.
Он может притворяться, что я просто работа, но, думаю, на данный момент мы оба прекрасно понимаем, что это нечто большее.
Ночь проходит одинаково. Левин дежурит, пока я сплю одна, а если и спит, то в кресле в другом конце комнаты, подальше от меня. Я сплю беспокойно, в тревожных, неспокойных снах, и когда утром мы отправляемся в отель, чувствую себя измотанной.
Отель, безусловно, самое роскошное место, где мы останавливались. Я не осмеливаюсь спросить, насколько сильно номер сократил наш выигрыш, но часть меня это не волнует. Я постоянно разрываюсь между желанием, чтобы мы поскорее выкарабкались отсюда, чтобы у меня было больше времени с ним, и медленно растущим осознанием того, что это не имеет значения. Сколько бы времени ни прошло, этого будет недостаточно, и Левин никогда не позволит себе полностью отдаться своим чувствам.
В конце концов, я причиняю себе еще больше боли, чем дольше это продолжается.
Левин спускается вниз, чтобы разведать, где будет проходить игра, а я принимаю долгую горячую ванну, снимая боль от бесконечных ночей в неудобных кроватях и тесных душевых. Было время, когда туалетные принадлежности, которые я нашла в ванной, не имели для меня никакого значения, но теперь я испытываю почти головокружительный восторг, когда обнаруживаю ванильное масло для ванны и роскошный лосьон, стоящие на стойке рядом с ванной, которая вдвое больше некоторых душевых в мотелях, где мы останавливались.
Я набираю воду, насколько могу терпеть, наливаю масло и погружаюсь в ванну до самого подбородка. Я остаюсь там до тех пор, пока мои пальцы не начинают морщиться, и я слышу, как Левин входит в комнату. Тогда я наконец выхожу, вытираюсь полотенцем и оборачиваю его вокруг себя, выходя в комнату.
Он замирает, увидев меня в одном лишь пушистом белом полотенце, с собранными на макушке волосами, и я вижу, как напрягается его челюсть. Это заставляет меня вздрогнуть, потому что я знаю, что он все еще хочет меня. Он может сколько угодно притворяться, что это не так, но теперь я знаю его слишком хорошо. По тому, как он отворачивается от меня, как напряжены его плечи, я вижу, что он борется с этим.
Я просто хочу, чтобы он перестал так стараться.
— Спускайся примерно через час после меня, — говорит Левин, кладя ключ от номера на комод и оглядываясь на меня. — Так ты будешь более эффектно выглядеть. Иди прямо в бар и возьми выпивку, а мне пока не приноси. Пусть они гадают, кто ты, кому принадлежишь.
Последние слова вызывают во мне трепет, хотя я знаю, что он не имеет в виду ничего реального, ничего, что имело бы значение для нас. Я не принадлежу ему на самом деле, но это все равно вызывает дрожь по позвоночнику, которую, надеюсь, он не видит.
— Я смогу это сделать, — тихо говорю я ему, садясь на край кровати. Она прогибается под меня, матрас мягкий, как облако, и я думаю о том, есть ли у меня время вздремнуть. — А потом, когда я принесу тебе выпить?
— Будь внимательна, но не слишком. Позволь им немного поразмыслить, если они выиграют, появится ли у них шанс с тобой. Это
