мужчины, которым нравится обладать властью. Им понравится мысль о том, что в случае победы они смогут увести тебя у меня. Если кто-то из них придет в бар, немного пофлиртуй с ним. Чем больше у них будет шансов, тем больше они будут отвлекаться.
Мне не нравится идея флиртовать с кем-то из этих мужчин, особенно если они из тех, кого описывает Левин, из тех, кто был на аукционе и считает, что, имея достаточно власти и денег, они могут обладать любой женщиной, которую захотят. Но если Левин победит, это будет последний раз, когда мы это делаем.
— Я справлюсь, — говорю я ему, сцепив руки на коленях. — Все будет хорошо. — Я не совсем уверена, пытаюсь ли я убедить его или себя.
Левин кивает.
— В этом деле не так много уверенности, как в других. Я знаю, что делаю, но и эти игроки тоже. На кон поставлены большие деньги. — Он делает паузу и смотрит на меня более пристально. — Думаю, тебе стоит отдохнуть перед подготовкой. Ты выглядишь измотанной, а тебе нужно быть начеку.
Он прав, хотя я не хочу этого признавать. Я хочу сказать ему, что мне будет лучше спать, если он ляжет рядом со мной, но у меня осталось немного гордости. Может, в ту ночь, когда он связал меня, он и мог заставить меня умолять его сделать со мной все, что угодно, но я не собираюсь умолять его о ласке.
Как бы я ни была взвинчена и расстроена, нельзя отрицать, насколько удобна эта кровать. В итоге я засыпаю за считанные секунды, а когда просыпаюсь, на улице уже темнеет. Левин лежит на диване в соседней комнате и поднимает голову, услышав, как я начинаю шевелиться, его инстинкты, как всегда, на высоте.
Я сползаю с кровати, снова наматываю на себя полотенце и иду к шкафу, где висит фиолетовое платье в чехле для одежды. Я начинаю забирать его в ванную, а потом смотрю на Левина, который сидит ко мне спиной, и решаю, что мне все равно. Если он хочет бороться со своим желанием ко мне, пусть попробует. Наше время почти истекло, и я не хочу облегчать ему задачу.
Я отпускаю полотенце, расстегиваю молнию на чехле, достаю тонкие шелковистые черные стринги, которые мы купили специально, чтобы их не было видно под платьем, и надеваю их, наклоняясь так, чтобы если Левин случайно посмотрит в мою сторону, то все хорошо разглядит.
Я не уверена, что он смотрит. Я не оборачиваюсь в его сторону, проделывая все действия так непринужденно, словно забыла о его присутствии, но мой пульс быстро бьется в горле, и я надеюсь, что это так.
Я влезаю в платье, фиксируя тонкие бретельки на руках. Это шелковое платье глубокого фиолетового цвета, с заниженной спиной и усиленным V-образным вырезом, благодаря которому мне не нужно надевать бюстгальтер, хотя обычно он мне нужен. V-образный вырез доходит до низа груди, демонстрируя ее изгиб под грудью и по бокам. С одной стороны юбки есть разрез, который доходит почти до бедра, как раз до того места, где находится шелковистая черная ткань моих трусиков. Это самое сексуальное платье, которое мы купили, больше, чем черное, и не так сильно, как красное хотя бы потому, что цвет не такой яркий.
Оно, без сомнения, привлечет внимание каждого мужчины в комнате, как и должно быть.
Благодаря средствам и щипцам для завивки в ванной я могу делать больше с волосами. Они падают вокруг моего лица тяжелыми, шелковистыми голливудскими волнами. Я рисую тонкий "кошачий глаз", наношу тени цвета шампанского на веки и добавляю губы насыщенного ягодного цвета. Это подчеркивает мои темные черты лица, и, хотя я никогда не считала себя такой же красивой, как моя сестра, должна признать, что такой образ мне идет.
Левин прочищает горло в дверном проеме, и я поворачиваюсь к нему лицом. На нем хорошо сидящий костюм, пиджак и верхняя пуговица рубашки расстегнуты, и я вижу края татуировок на его шее, исчезающие в рубашке.
Я вижу жар в его глазах, когда он смотрит на меня, и наклоняю подбородок вверх, не пропуская ни одного удара, когда я ступаю на каблуки, видя, как его взгляд скользит по мне от лба до пальцев ног.
— Фиолетовое платье было хорошим выбором, — тихо говорит он, и я вижу, как одна его рука сгибается на боку, словно он изо всех сил старается не коснуться меня. — Никто не сможет смотреть ни на что, кроме тебя.
— Никто включает и тебя? — Спрашиваю я, стараясь сохранить легкий голос, глядя на него сверху. — Ты должен обращать внимание на игру, помнишь?
— О, я помню, — мрачно говорит Левин, его взгляд все еще дрейфует по мне. От его взгляда мне становится жарко, и я чувствую, как краснеют мои щеки.
Он делает шаг назад, прочищая горло.
— Запомни, спускайся через час после меня. Не подходи сразу ко мне…
— Идти в бар, взять себе выпивку и подождать, пока я принесу тебе твою, — повторяю я. — Не волнуйся, я помню.
Левин кивает.
— Последняя игра, Елена. А потом мы закончим.
Я знаю, что он имеет в виду, что с этой уловкой покончено, но, услышав эти последние слова, я все равно чувствую себя так, словно что-то острое вонзилось мне в грудь, и по ней разливается боль. Я не хочу, чтобы с этим было покончено, хочу сказать я, но не могу. Это не поможет.
Я смотрю, как он уходит, и чувствую себя неуверенно. Час тянется неизмеримо медленно, и к пятнадцати минутам, когда я уже могу направиться к лифту, мне кажется, что я вот-вот вылезу из кожи. Коридоры пусты. Я быстро шагаю к лифту, не обращая внимания на посторонних. Я знаю, что Левин терпеть не может, когда я спускаюсь одна, без его присмотра, но в данном случае план был важнее, чем его присутствие рядом со мной. Оказаться в одиночестве немного волнительно, я не выходила из гостиничного номера одна с тех пор, как нас высадили в Рио.
Лифт опускается на нижний этаж, и я выхожу на мраморную и золотую плитку, щелкая каблуками по полу, а шелковистая юбка платья закручивается вокруг моих лодыжек, пока я направляюсь в комнату, где проходит игра.
Когда я вхожу, то вижу, что мужчины уже собрались вокруг стола слева от бара, немного приподнятого, чтобы их было хорошо видно. Я иду вперед, долго не глядя на них, как будто меня ничего не волнует, кроме как добраться до
