ней. И не знаю, как я оказалась в воде, как я… — Она сжимает горло, как будто воспоминание о том, как ее легкие наполняются водой, возвращаются.
— Я был там. Ты права. Я был с тобой на лодке. И я могу все объяснить.
— Почему я должна тебе доверять? Ты лжец. Ты манипулировал мной и моими чувствами к тебе. Зачем ты это делал? — Ее голос становится истеричным. — Что ты имеешь против меня, что бы воспользоваться моей потерей памяти только для того, чтобы трахнуть!
Я отшатываюсь и отступаю назад, пока не натыкаюсь на диван.
— Это то, что, по-твоему, я сделал?
— Думаю, чертовски очевидно, что ты сделал. Я здесь лишь в твоей футболке!
Мои глаза горят.
— Мне нужно уйти. Я просто… Мне нужно убираться отсюда прямо сейчас. — Ее глаза безумны, а страх в выражении ее лица глубоко проникает в меня.
— Я принесу твои вещи.
Когда возвращаюсь из своей спальни с ее одеждой и сумочкой, я почти ожидаю, что она уже ушла. Вместо этого Габриэлла расхаживает по кухне. И вздрагивает, когда видит меня.
Я оставляю ее вещи на кухонном островке.
— Я собираюсь пойти принять душ. Переодевайся и вызови такси. Я пробуду там некоторое время, и тебе не придется меня видеть. — Ее глаза широко раскрыты, как будто она прикоснулась к электрическому проводу. — Ты в безопасности, Би…
— Не называй меня так!
Я поднимаю руки.
— Прости. Мне так чертовски жаль.
С этими словами я направляюсь в ванную и запираюсь внутри.
Я не могу обещать ей, что буду держаться подальше от ее жизни навсегда — или продолжать лгать и скрывать наше прошлое, — но я могу дать ей это. Двадцать минут времени, чтобы уйти от меня. Чтобы вернуться домой. Чтобы снова почувствовать себя в безопасности.
Если бы только я с самого начала играл по правилам. Если бы только послушался своего внутреннего голоса, то смог бы спасти нас обоих от всей этой боли.
Габриэлла
Я отпросилась с работы на пару дней, сославшись на болезнь. Не в силах доверять собственной голове, своим воспоминаниям, своим чувствам, оставалась лежать, свернувшись калачиком в постели. Но сплю или бодрствую, я не могу избавиться от мелькающих воспоминаний.
Кингстон.
Эйнсли.
Реми.
И лодка.
И песня, которая продолжает крутиться у меня в голове.
Он солгал мне. Все это время Кингстон лгал мне. Я предложила ему свое сердце и тело, а он и не подумал сказать мне правду.
Как много он знает обо мне?
Насколько близки мы были до происшествия?
Я ищу Кингстона в своем сознании до события, произошедшего на лодке, и не нахожу ничего, кроме бледных воспоминаний о девушке с мечтами и стремлениями.
Отчаянно нуждаясь в ответах, тянусь к своему телефону. Я не посещала своего невролога почти год. Потому что уже отчаялась вернуть себе память и желание снова танцевать. Мне надоело искать свою прошлую жизнь, и я смирилась с тем, что мне нужно начать новую.
Я хватаюсь за подушку и прижимаю телефон к уху.
— Кабинет доктора Мэдисон. Чем я могу помочь…
— Доктора Мэдисон, пожалуйста.
— Он сейчас недоступен. Могу я принять сообщение?
— Скажите ему, что это Габриэлла Стерлинг-Пенн, и это срочно.
— Габриэлла? — тихо говорит она. — Это Джанет.
— Мне действительно нужно поговорить с ним, — говорю я дрожащим голосом. — Пожалуйста.
— Дай мне одну минуту, хорошо?
Я бормочу что-то в ответ и закрываю глаза, пока в моем ухе играет музыка удержания.
Сообщение вибрирует на моем телефоне, и мне не нужно смотреть, чтобы узнать, от кого оно. Кингстон уже два дня безостановочно присылает их. Он волнуется и хочет знать, что со мной все в порядке.
Но я чертовски не в порядке.
— Габриэлла?
Мои глаза распахиваются при звуке голоса доктора Мэдисон.
— Да, доктор Мэдисон, спасибо, что ответили на мой звонок.
— Сейчас перерыв между пациентами, так что у меня не так много времени. Все в порядке?
Я сажусь на кровати и прижимаю ноги к груди.
— Мои воспоминания. Они возвращаются.
— Хорошо, — осторожно говорит он. — Мы знали, что, в конце концов, они могут вернуться. Тебе снятся кошмары? Депрессия? Беспокойство?
Я закрываю глаза.
— Могу ли я им доверять? Это действительно воспоминания или мое воображение?
Следующие пятнадцать минут доктор Мэдисон рассказывает мне о моих чувствах и объясняет нейробиологию, лежащую в основе моих восстановленных воспоминаний. Он просит меня записаться на прием к моему психотерапевту — еще одному человеку, которого я отпустила много лет назад, когда поняла, что прогресса добиться невозможно.
Когда вешаю трубку, до меня доходит суть того, что он объяснил.
Мои воспоминания возвращаются.
Кингстон был в моей жизни до несчастного случая, и он, возможно, стал его причиной.
Он может быть ответственен за то, что у меня отняли мою жизнь.
Кингстон
— Открыто! — кричу я из своего положения лежа на диване человеку, который только что постучал в мою входную дверь.
Я не запираю дверь с того утра, когда Габриэлла ушла несколько дней назад. И не вставал со своего дивана. Я продолжаю думать, что она передумает и вернется, и не хочу упустить шанс увидеть ее. Чтобы поговорить с ней. Объяснить.
Девушка игнорирует мои звонки и не отвечает на мои сообщения. Единственное, что осталось сделать, это выследить ее.
Щелчок открывающейся входной двери обычно заставил бы меня вскочить на ноги в надежде увидеть Габриэллу, но я знаю, кто здесь, потому что она написала мне, что приедет.
— Здесь пахнет китайской едой двухдневной давности, — замечает Джордан, входя в дверь. — О, смотрите-ка. Китайская еда двухдневной давности. — Она берет белые картонные коробки с едой, в которых я едва ковырялся, и выбрасывает их в мусорное ведро.
Я смотрю на пустой экран телевизора и слушаю, как она убирается. Пустые бутылки из-под выпивки попадают в контейнер для вторичной переработки, и девушку едва не выворачивает, когда она выливает хлопья многодневной давности, которые я не смог проглотить.
Джордан обходит диван и отодвигает пустые стаканы на кофейном столике, чтобы сесть напротив меня. Затем вздыхает.
— Выглядишь дерьмово.
— И чувствую себя дерьмово, — ворчу я.
— Александр рассказал мне, что произошло. — Она наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. — Если это имеет значение, я тебе верю. Не думаю, что ты бы так предал «Норт Индастриз».
— Что?
Она хмурится.
— Мисс Коулман? Увольнение?
— Ах, это.
— Должна признать, — она рассматривает меня, начиная с моих грязных, растрепанных волос и заканчивая испачканными спортивными штанами, которые я не снимал с тех пор, как ушла Габриэлла
