Екатерина стоит на пороге комнаты, завороженная потусторонним зрелищем, и чувствует, как мутная тошнотворная волна страха накатывает на нее. Медленно, словно подчиняясь команде извне, она подходит к женщине, осторожно приподнимает край шляпки, в безумной надежде, что это все — игра, притворство, репетиция новой пьесы, да что угодно, кроме кошмарной действительности, и женщина сейчас рассмеется ей в лицо. И тут же вскрикивает и отдергивает руку, увидев распухшее застывшее лицо, вылезшие из орбит глаза, мертво смотрящие в потолок, оскаленный рот и черную полоску крови на шее. Шляпка с розовым бантом падает обратно и закрывает страшное лицо…
Екатерина пятится назад. Вдруг… легким сквознячком потянуло… словно неприкаянная душа встрепенулась, жалуясь и прощаясь… Крутнулись белые листки па полу… Белый гипюр на окне, издав сухой скребущий звук, вспучивается громадным пузырем, вопреки законам тяготения застывает на долгий миг в воздухе и зачтем начинает медленно оседать… слабый металлический щелчок закрывшейся двери доносится из прихожей… Улетела…
Екатерина зажимает руками рот, удерживая рвущийся крик ужаса, и бросается вон из комнаты. В коридоре она рвет на себя дверь, одну, другую… Едва успевает вбежать в ванную, как ее начинает тошнить… Несколько минут ее выворачивает наизнанку, тело сотрясается словно в конвульсиях, из глаз катятся слезы, резкая боль в горле мешает дышать… Потом она долго умывается холодной водой, не замечая, что вода затекает ей в рукава и за ворот платья. Стягивает с вешалки полотенце и, усевшись на край ванны, прижимает его к шее. Она не помнит, как долго она просидела так, уставившись в шахматный черно-белый пол.
Нужный номер ей удается набрать лишь с третьей попытки. Пальцы дрожат мелкой противной дрожью.
— Мне Леонида Максимовича! — говорит она и, не слушая человека на той стороне провода, кричит: — Немедленно! Немедленно! Пожалуйста!
В комнату она не вернулась, а, открыв входную дверь, просидела на полу в прихожей до тех пор, пока не услышала трель дверного звонка. Сказала громко: «Войдите! Открыто!» Почувствовала, как ее трясут за плечо и знакомый голос спрашивает: «Екатерина Васильевна, вы можете встать? Вот так, умница! Давайте на кухню, там свободнее, садитесь сюда! Вы меня слышите?»
— Да, — говорит Екатерина, — слышу. Как хорошо, что вы приехали!
— Ну вот видите! Все уже кончилось! Как вы себя чувствуете? Может, валерьяночки? Или укольчик? С нами врач, а?
— Спасибо, не надо. Мне хорошо.
— Ну не надо, так не надо! — бодро говорит Леонид Максимович. — А чайку не могли бы нам приготовить, с утра маковой росинки во рту не было, или кофе?
— Да, конечно, — соглашается Екатерина, — я сейчас!
— Ну и чудненько, — радуется Леонид Максимович. — Не скучайте тут без меня!
И выходит из кухни.
Квартира наполняется звуками шагов, голосов, вспышками блицев.
Леонид Максимович появляется снова в сопровождении молодого человека, которого представляет:
— Коля, мой помощник.
В руках у Коли блокнот и ручка.
— Здравствуйте, Екатерина Васильевна. — Коля, улыбаясь, смотрит на нее. — Мы можем поговорить? Как вы себя чувствуете?
— Можем, — говорит Екатерина. — Нормально.
— Екатерина Васильевна, как вы сюда попали? Значит, дверь была отперта? И вам никто не ответил? И в квартире никого не было? И вы ничего не слышали?
— Да! Нет! Не было! Кажется, не было… — Екатерина задумывается. — Потом она улетела… когда щелкнул замок…
Мужчины переглядываются.
— Кто улетел? — осторожно спрашивает Леонид Максимович.
— Душа… — шепчет Екатерина.
Некоторое время все молчат.
— Вы слышали, как щелкнул замок в прихожей?
— Да.
— А что-нибудь еще, какой-нибудь звук, движение, постарайтесь вспомнить… Звук, движение, голос? — спрашивает Коля.
— Да, — говорит Екатерина. — Я помню… помню… сейчас вспомню… еще что-то… — она трет ладонью лоб, — не знаю…
— Вы помните, как вы вошли в комнату… там горел свет? Вы к чему-нибудь прикасались?
— Нет!
— Вы сразу ее увидели?
— Нет, не сразу! Там было так… странно… неестественно… сильно пахли цветы… запах… сильный запах… — Екатерина замолкает, мучительно пытаясь вспомнить что-то. — И этот яркий свет… как в театре… и листки бумаги на полу…
— Вы к ней прикасались?
— Нет, только приподняла шляпку. — Екатерина сцепляет пальцы рук. — И увидела! Я думала, может, она…
— Что?
— Не знаю…
— Играет?
— Да, да! Все было как в театре!
— И вы приподняли шляпку?
— Да!
— И увидели Зинаиду Метлицкую?
— Да! Только, нет… постойте! Почему Зинаиду Метлицкую? Это была вовсе не Зинаида Метлицкая!
— А кто?
— Не знаю! Я никогда в жизни ее не видела!
Мужчины снова переглядываются. Потом Леонид Максимович говорит:
— Екатерина Васильевна, Коля отвезет вас домой, хорошо? Примите снотворное и ложитесь. Вам нужно отдохнуть. А я позвоню вам завтра, хорошо?
По дороге Коля развлекает ее рассказами о своей собаке, буле по имени Клара. Екатерина едва слышит его.
Она отпирает дверь, приглашает Колю зайти. Он заходит, усаживается на диван, просит, если можно, кофе, так как ему еще предстоит работать. Потом долго ходит по комнате, рассматривает книги в книжном шкафу, компакты, кассеты. Выглядывает в окно. Мимоходом заглядывает в спальню, заметив, что снаружи домик кажется совсем маленьким, а внутри — ничего, просторный. Просит разрешения воспользоваться туалетом. И наконец откланивается. Екатерина слышит, как щелкает зажигалка — Коля еще несколько минут стоит на крыльце. Потом — шум мотора, и Коля уезжает. Все!
Екатерина не помнит, как долго она просидела на диване. Тяжело спрыгнул со шкафа Купер. Он забрался туда, увидев чужого человека. Она вздрогнула. Купер подошел, потерся о ее ноги и сказал «Мр-р-р!» — попросил кушать. Екатерина поднялась с дивана и отправилась на кухню. Действуя как автомат, открыла холодильник, достала мясо для кота, поставила на огонь чайник. И вдруг ее захлестнула волна страха. Она вспомнила о письмах воображаемым убийцам. Тонкая ниточка протянулась в ее сознании между этими письмами и женщиной в квартире Зинаиды Метлицкой. Алина, Елена, незнакомая женщина! Кто следующий? Зинаида? Она, Екатерина?
Она бросилась проверять, закрыта ли дверь. Закрыла никогда не закрывавшуюся раньше Куперову форточку на кухне. Смутно припомнила читанные в детстве истории из журнала «Вокруг света» о том, что представители каких-то там африканских племен, приговоренные шаманом к смерти, ложатся и умирают, как будто их выключили. От силы внушения. Почувствовала себя дикарем, приговоренным шаманом к смерти. «Хватит! — взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому. — Перестань, я не могу больше! Мне страшно!» Память, словно дьявол ее подталкивал, тут же вытащила из своих глубин название романа известного немецкого писателя «Каждый умирает в одиночку!» — любимое присловье Юрия Алексеевича. А потом молоточком забилась мысль: «Третий день, уже третий день!» Избавиться от нее было невозможно. Мозг не реагировал на приказ «стоп!». «Это — мой мозг, значит, должен слушаться», — подумала Екатерина. Пытаясь отвлечь себя от мрачных мыслей, перечитала письма Татьяны Николаевны и Норико. Вяло раскрыла и тут же закрыла книгу американки Памелы. Почувствовав озноб, безразлично подумала: «Неужели заболеваю? Да что же это такое? Может, напроситься к Галке ночевать?»
