— Эй, ты не собираешься смотреть фильм? Я уже готова, — машу ему и показываю на сиденье рядом. Он поджимает губы, словно хочет улыбнуться, но не может и поднимается ко мне.
— Ты уверена? Просто здесь ещё несколько рядов и ты их не проверила, — он передаёт мне ведёрко с попкорном, а стакан ставит в пластиковый держатель.
— Нет, логически я подумала и выбрала это, раз никого больше не будет. Нас же не оштрафуют, правда?
— Нет, — Слэйн качает головой и снимает пальто. Он вешает его впереди, и я замечаю в его задних карманах джинсов кучу билетов. Хватаю несколько и шокировано смотрю на места в зале.
— Энрика…
— Ты что, купил все места? Ты… — я шокировано поднимаю на него взгляд. Он пожимает плечами и садится рядом.
— Может быть.
— Слэйн, ты с ума сошёл? А ну-ка, вставай, я посмотрю остальное. У тебя даже карманы выпирают, — я пытаюсь его поднять, но он ни в какую не поддаётся.
— Энрика, да, я купил все места в этом чёртовом зале. Я не хочу, чтобы кто-то ещё был здесь. Я хочу это время для нас. Вопросы есть? — Резко произносит он.
Я кусаю губу, чтобы не расхохотаться.
— Нет, но замечу, что ты ненормальный.
— Я говорил об этом.
— Удобно сидеть на билетах?
— Вполне.
— Ничего в задницу не впивается?
— В задницу нет, а вот в голову да. Твои укоризненные взгляды на меня, — он смотрит вперёд, якобы не замечая меня. Прыскаю от смеха.
— То есть я могу пересесть снова?
— Пожалуйста. Можешь бегать по залу весь сеанс, — Слэйн поворачивает ко мне голову, и я смеюсь.
— И я могу посидеть на каждом кресле?
— Тебе быстро надоест.
— Но вряд ли подвернётся ещё одна возможность узнать, где же самый лучший обзор.
— У меня.
— Хм, ты смотришь на меня, а не на экран, — смеюсь я.
— Именно так. Какая разница, где сидеть, Энрика? Я даже не знаю, что мы будем смотреть. Мне всё равно. Ты этого хочешь, значит, это у тебя будет.
— Это мультик «Человек паук». На билете прочитала.
— Плевать.
— И если никого не будет, то я могу обнять тебя, а ты меня?
— Именно. Ты уловила причину, почему я выкупил все места, Энрика.
— Господи, у нас личный кинотеатр, где можно целоваться, — шепчу я, оглядывая зал.
— Ты прямо сейчас хочешь целоваться смайликами, Энрика?
— Нет… я об обычном поцелуе. Я… всё, смотри мультик, — отворачиваюсь и мои уши краснеют от смущения. Чёрт, а это пикантно. Целоваться смайликами в кинотеатре, и нас никто не увидит.
Бросаю в рот попкорн, пока показывают рекламу. Господи, он такой вкусный. Он просто невероятно вкусный. Когда готовишь его дома, то вкус совсем другой. Смесь сгоревших зёрен и кучи маргарина. Но здесь идеально.
Я чувствую взгляд Слэйна и поворачиваю к нему голову. Он, не мигая, продолжает смотреть на меня. Я протягиваю ведёрко Слэйну, но он отказывается.
— Со мной что-то не так? Я испачкалась? — Интересуюсь я, двигая носом от щекотки в нём.
— Нет. У меня свой личный сеанс, — Слэйн кладёт ладонь на моё колено и немного сжимает его. Я накрываю его руку и наши пальцы переплетаются. Улыбаясь, поворачиваюсь к экрану.
На самом деле это очень сложно сконцентрироваться на том, что происходит в мультике, потому что Слэйн и, правда, смотрит только на меня. Это странно и мне немного некомфортно. К такому сложно привыкнуть. Но он смотрит и смотрит, сбивая меня с сюжета.
— Ну что? Ты отвлекаешь меня, — с укором бросаю на него взгляд и облизываю пальцы. Я съела уже весь попкорн, и сама теперь вздулась, как попкорн.
— Тебе не нравится, когда я смотрю на тебя, Энрика?
— Мне не нравится, что мои мысли не могут сконцентрироваться на смерти на экране. Должно быть сочувствие, а я думаю о том, что ты думаешь про меня, когда смотришь на меня, — пожимаю плечами и ставлю ведёрко на пол.
— Счастье, — говорит он. — Большое счастье видеть тебя живой. Я не могу перестать это делать, Энрика.
— Хм, если я буду мёртвой и тебе нужно будет посмотреть на меня, то даю своё согласие на то, чтобы ты меня забальзамировал, — усмехаюсь я.
— С этим не шутят.
— Почему? А что же нужно делать? Бояться смерти? Я столько раз хоронила своих любимых людей, что смерть стала для меня соперником. Я ненавижу её и презираю. И когда я умру, я надеру ей задницу при встрече. Поэтому я отношусь проще к смерти, чем другие. Смерть есть смерть. Вообще, людям наплевать на неё, они о ней не особо думают. Ведь сейчас кто-то умирает, а мы смотрим мультик. Смерть для нас становится страхом тогда, когда мы видим её, да и то рождается любопытство поглядеть, кого убили и узнать причины. Если это близкие люди, то появляется ненависть и злость на глупость этих людей. Я долго злилась на маму, она убила себя и моего брата, оставив меня с этим ублюдком наедине. Я злилась на папу, потому что он был слишком добр к людям и его убили. Да, смерть это злость и поэтому я её не боюсь. Я зла на неё, и только. Поэтому ничего плохого я не вижу в том, чтобы шутить над ней. Она ничтожна.
— Тебе нравится этот мультик? — Внезапно спрашивает Слэйн.
— Хм, на самом деле он какой-то скучный. Не люблю всю эту супергеройскую тему. Это фальшь. Обман людей, чтобы они выдумывали себе супергероев. А их не существует в реальности. Люди сами должны быть для себя супергероями. Так же, как и в книгах, в них всегда есть такой, как ты. Есть такая, как я. То есть кто-то сильный, красивый и богатый. И кто-то посредственный, бедный и тупой. В общем, девушек заставляют верить в то, что должен быть кто-то, кто их спасёт. Так вот, это всё дерьмо. Это зависимость. И я не хотела быть с тобой, потому что тогда стану похожей на этих всех тупых девиц. Но я стала такой и пока не жалею. Ну так что, мы уходим? — Улыбаюсь я, допивая свою содовую.
— Да. Уходим, — Слэйн сухо кивает мне и хватает своё пальто. Надо же поход в кино оказался провальной идеей. Тупость.
Я собираю мусор за собой и иду за Слэйном.
— Это потом уберут, — замечает он.
— Мне несложно. Я не сломаюсь. И я не свинья. Может быть, немного липкая, но не свинья. Меня всегда учили за собой прибирать. Папа говорил, что если я не буду этого делать, то не буду отличаться от животного в самой низшей пищевой цепочке и тогда меня сожрут. То есть я должна оставлять после себя ничего. Пустоту, словно меня и не было.
— Довольно необычное воспитание от отца, — хмурится Слэйн.
— Он был копом. Он знал, как прятать трупы, — смеюсь я.
— Он научил тебя этому?
— Нет, он даже никогда не говорил о работе, если в комнате была я. Он не позволял мне знать о том, как мир жесток, а вот мама рассказывала об этом. Они иногда спорили по этому поводу. Папа хотел, чтобы я никогда не видела жестокости, а мама, чтобы я была готова к ней. В итоге они оба просрали это дело, потому что я видела уже всё, а они ушли раньше, чем я могла бы осознать их слова.
Я выбрасываю весь мусор в урну рядом с залом, и мы идём к выходу.
— Мой отец, наоборот, всегда показывал мне, какие люди ублюдки и их нужно наказывать. Мама же требовала, чтобы он не травмировал мою психику. Но она не знала, что я уже был травмирован и видеть очередную жестокость для меня привычно. Я рано узнал, что люди дерьмо. Слишком рано или же слишком поздно. Наверное, поэтому я решил больше заниматься боксом и борьбой, чтобы суметь защитить себя, но я никогда не нападал первым. В моей голове всегда сидел страх, что отец заставит меня быть им. Он сделает всё, чтобы я был в его власти, как его преемник. Он не остановится, а только берёт передышку, чтобы придумать что-то ещё против меня.
— Он просто мудак, Слэйн. Мудак, от которого я бы на твоём месте отреклась и всё, — фыркаю я, забираясь в машину.
Слэйн садится рядом и заводит мотор.
— Тогда я предам семью. Всех, кого люблю.
— Любовь не предполагает подчинение, Слэйн. Любовь — добровольный выбор чувствовать к человеку такие эмоции. Любовью нельзя манипулировать. Это низко.
— А если это как наркотик и зависимость? Если спать невозможно, пока не получишь кого-то в подчинение?
