соврал. Она была прекрасна: волосы цвета горького шоколада, мягкая улыбка… Открыв стекло, я взяла её.
— Меня зовут Марин, — сказала тихо, касаясь чёрного бархатного платья. На миниатюрной перекладине рядом висели другие наряды. Вечерние, лёгкие… Сарафан — точь-в-точь такой же, как был на мне. Сняла его, посмотрела на куклу.
— Он должен мне интервью, — разговаривать с ней было безрассудством. Но раз я здесь… Рассудок я потеряла не сейчас, а в момент, когда выскочила на улицу за самим дьяволом. Только дьяволом был не Виктор Марчелло. Нет…
— Он должен мне интервью, — повторила твёрдо и пошла прочь из мастерской.
— Садитесь, — дожидавшийся меня мужчина открыл заднюю дверцу. Я обернулась на дом.
— Где Марчелло? — спросила устало. — Мне нужно с ним поговорить.
— Хозяин уехал.
Хозяин… Я усмехнулась, но усмешка так и не коснулась губ. Села на заднее сиденье и, положив рядом платье вместе с моей новообретённой пленницей, вдруг увидела раскрытый журнал. Взяла и нахмурилась.
— Откуда это тут? — запальчиво спросила у севшего за руль водителя.
Он непонимающе посмотрел на меня через зеркало заднего вида.
Я держала в руках третьесортный жёлтый журнал, похожий на тот, в котором работала раньше. Разница была только в том, что заголовок статьи был слишком громким: «Истинное лицо Виктора Марчелло». Но это было далеко не всё. Рядом со строчками, прочитать которые я даже не успела, красовалась фотография, сделанная тем самым утром, когда Ник показал мне Италию. Тем утром, после которого мы под дождём…
— Мне нужно поговорить с вашим хозяином, — я подалась к двери, собираясь выйти. Но едва коснулась ручки, двери с щелчком заблокировались. — Откройте! — дёрнула. — Откройте, я вам говорю!
— Простите, — мотор зашумел. — У меня приказ. Мы и так задержались.
Одновременно с тем, как стекло между задним и передним сиденьями поползло вверх, машина тронулась с места.
— Подождите, — я стукнула в перегородку ладонью. — Прошу вас, я… я…
Ладонь сжалась в кулак. Слова кончились. Я замолкла, не договорив. Упала на сиденье и, продолжая сжимать журнал, невидящим взглядом уставилась на фотографию под заголовком. «Истинное лицо Виктора Марчелло». Статья, а под ней подпись «Автор: Марина Филатова».
Глава 24
Марина
— Ты наивная дура.
Тина бросила журнал на постель рядом со мной. Наградила сочувствующим взглядом и присела на край стола напротив.
— Не понимаю, откуда это взялось, — не став спорить, вздохнула я. Посмотрела на журнал, на подругу. — У меня не было этой фотографии. Не было, понимаешь?!
В голосе моём звучала усталость. За минувшую со дня прилёта в Россию неделю я передумала столько, что голова уже отказывалась работать. Раз за разом перечитывала дурацкую статью, к которой не имела никакого отношения, смотрела на фотографию, собственное имя под текстом и пыталась сложить головоломку, не желающую складываться.
— Я-то понимаю, — отозвалась Кристина после недолгого молчания. — Только что из этого.
Она была права — ничего.
— Эта фотография была только у самого Марчелло. Она была на его телефоне, — поднялась и, взяв журнал, переложила на подоконник. Чувствовала взгляд Кристины и снова пыталась найти хоть какое-то объяснение.
— У меня не было этой фотографии, — повторила, сама не зная зачем.
Тина ничего не ответила. Молчание её было слишком красноречивым, чтобы я его не поняла. Наивная дура.
Альбом с эскизами лежал в ящике стола. За эту неделю я перелистала его столько раз, что выучила наизусть. Поначалу думала, что Ник, не найдя ни набросков коллекции, ни маленькой музы с фиалковыми глазами, поймёт, что это я, и появится. Но время шло, а ничего не менялось. Только с опубликованного во вшивом журнальчике снимка на меня смотрел мужчина с дьявольски-тёмными глазами. Мужчина, открывший для меня даже больше, чем целый мир и отобравший моё сердце.
Ничего не осталось. Ни интервью, ни меня самой. Только альбом и кукла в чёрном бархатном платье, молчаливо устроившаяся на полке в шкафу.
— Перед этим он вернул мне ноутбук, — задумчиво сказала я.
— Виктор?
Я кивнула. Наверное, стоило рассказать Тине всё, как есть, но… О том, что за именем Виктора Марчелло скрывается его брат, я не сказала ни слова. Отчасти потому, что сама всё ещё не могла связать воедино все нити, отчасти, что эта странная тайна принадлежала не мне. Это было ещё одной важной причиной, почему я так хотела работать в «ELEGANSO» — чистоплотность. Преподаватель в институте, сказавший мне о моём журналистском чутье, сказал и другое. В день, когда я получила диплом, он отвёл меня в сторону.
«— За двадцать лет, которые я здесь преподаю, я сказал эти слова только одному своему выпускнику, — как сейчас помнила я его слова и взгляд. — Помимо таланта, у тебя есть честолюбие. Не потеряй его. Не потеряй своё журналистское честолюбие, что бы ни случилось».
И вот сейчас я смотрела на снимок, на заголовок. У того, кто сделал это, честолюбия, должно быть, не было от слова совсем.
Я тяжело вздохнула, глядя на улицу сквозь мутноватое окно. Стоило бы помыть его, но мне не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось: ни выходить на улицу, ни собирать себя из тех осколков, в которые я превратилась. Отведённый мне главным редактором «ELEGANSO» месяц подходил к концу. Я бы могла показать ему эскизы, могла рассказать о Нике, но знала, что не сделаю этого. Николай Марчелло стал для меня не просто работой. Не просто гением своего дела — он стал моим всем. Как же глупо было полюбить дьявола…
— Что ты собираешься делать? — вывела меня из задумчивости Тина.
— Не знаю, — призналась честно. Оглянулась на неё. — Наверное, попробую вернуться на прежнее место.
— Снова будешь писать статейки: «Как одеться за тысячу и выглядеть на десять»? — Кристина невесело хмыкнула.
Я
