иначе я вызову полицию.
Хахаль и Люда вмиг напрягаются.
– “Твою” квартиру? – угрожающе надвигается женщина.
Я же мысленно молюсь, чтобы хоть соседка все видела. Потому что нога хахаля все еще в двери, а цепочка, которая закрывает дверь, слишком хлипкая. Один толчок – и ее с легкостью можно вырвать.
– Да, – говорю я.
– Это квартира моего сына! – возмущается Люда.
Не знаю, как реагировать на этих двоих, чтобы не разозлить еще больше. Ясно, что они пришли сюда не просто поговорить.
– Я понимаю… – начинаю примирительным тоном.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Он же сам довел меня, чтобы я сбежала! – перебивает Люда.
– И вообще, ты беременна! – говорит хахаль, алчно глядя на мой живот. – А где дети?
Внутри все холодеет.
– Только детей сюда не приплетайте, – выдыхаю непослушными губами.
– А я тебе скажу, где, – продолжает мужчина. – Сама легла под мажорчика, а детей сплавила, чтобы под ногами не путались и не мешали развлкаться на всю катушку. Одного больным сделала и с глаз долой в санаторий, другую – в деревню. Ведь так?
Я нервно сглатываю. Откуда они знают это? Илью только в понедельник должны в санаторий отправить, он все еще в больнице под наблюдением врачей.
– А квартирка-то на Илье, – продолжает хахаль, пока я стараюсь слиться с обоями. – Ты тут никто, никаких прав вообще не имеешь. Так что собирай-ка вещички и выметайся отсюда! К мажорчику!
– С какой стати? – во мне просыпается упрямство. Вскинув подбородок, посылаю хахалю убийственный взгляд. – Я здесь прописана. А еще по закону Илья – мой сын.
– А вот это уж точно не надолго! – встревает Люда с ехидцей. – Мы уже нашли адвоката и документы в суд подготовили!
– К-какой суд? – в шоке смотрю на нее.
– А такой! Думаешь, я такой шалаве, как ты, своего сыночка оставлю?
– Что вы несете? – вырывается у меня. – Людмила, ты же сама его бросила! Тебя лишили родительских прав!
– А вот и нет, – упирается та. – Боря, скажи ей!
Хахаль выступает вперед, отодвигая Людку, и ухмыляется:
– Слышь, мочалка, Людку никто родительских прав не лишал. Ее признали умершей, но она, как видишь, жива, здорова и хочет восстановить справедливость. Мальчику нужна родная мать, а не та, которая только плодит детей и не смотрит за ними.
– Да вы сумасшедшие!
– Не ерошись! Соцопека уже получила сигнал.
– Да-да. И Илью я верну, – вставляет Люда, а затем наводит на меня камеру телефона. – Готовься к суду.
Яркая вспышка заставляет меня отшатнуться от двери и закрыть ладонью глаза.
Вот зараза. Она меня сфоткала!
– И поверь, – слышу ее ехидный голос, – в этот раз суд встанет на сторону настоящей матери, а не такой дешевки, как ты! Пойдем, Боря.
Она хлопает по плечу своего хахаля и тот, наконец-то убирает ногу.
– А ты пока квартирку освобождай, – говорит он. – Только не вздумай чего ценного вынести, а то мы тебе еще и срок за воровство припаяем!
Я захлопываю дверь так быстро, как только могу. Наваливаюсь на нее спиной и медленно сползаю на пол. Меня колотит. Ноги и руки трясутся, и я не могу сдержать эту дрожь.
Это какой-то кошмар. Так не бывает. Какой суд? Какая соцопека? Что эти двое мололи?
В голове полный бардак, в горле горьким комком собираются паника и тошнота.
Сколько сижу на полу в коридоре – не знаю. Но в чувство меня приводит очередной звонок в дверь.
Первая мысль – это Людка со своим Борей вернулись. Почти не дыша, смотрю в глазок. Но на этот раз там видна женщина лет пятидесяти.
– Кто там? – спрашиваю неуверенным голосом.
– Я – Тамара. От Владимира Барковского, – представляется она.
Открываю дверь.
Женщина входит внутрь и снимает пальто.
– Добрый день. Ну у вас и соседи, – усмехается она. – Чуть не снесли меня, пока выходили из дома.
Я нервно улыбаюсь в ответ. Да, соседи. Но вслух ничего не говорю.
– Проходите, – отзываюсь. – У меня тут не убрано.
Чешу затылок.
– Это замечательно, – радостно заявляет она, аккуратно ставя сапоги. – Я как раз для того, чтоб помочь вам. Вы можете прилечь и отдохнуть. Я все сделаю. Только покажите, где у вас тут ванна и остальной фронт работы. Я переоденусь и приступлю к уборке. Так же, напишите мне список продуктов, которые вам можно есть. Приготовлю обед.
Я почти не слушаю, что она говорит. Только, как кукла, хожу за ней по квартире.
Меня заботит другое. Я понимаю, что задумала Людка. Выставить меня плохой матерью, вернуть Илью, а вместе с ним и квартиру. И в этом им на руку то, что я вынашиваю чужого ребенка за деньги.
Возможно, при других обстоятельствах я бы ей уступила без боя. Все-таки она родная Ильюшина мать. Но я понимаю, что сын ей не нужен. Он всего лишь средство, чтобы заполучить просторную трехкомнатную квартиру в центре города.
Значит, будет война. Я не отдам ей ребенка, которого вырастила и считаю своим!
Она хочет судиться? Что ж, я готова. Осталось только придумать, где достать денег на адвоката. Все, что я получила от Барковских, ушло на операцию и реабилитацию Ильи. Я без гроша. Только на еду осталось! А без адвоката я вряд ли смогу выиграть суд.
– Катя, – зовет меня Тамара.
Я не сразу соображаю, но перевожу затуманенный взгляд на нее.
– Да? – смотрю на переодевшуюся женщину.
– Я не хотела вас отвлекать, но все же мне нужен список, – мило улыбается она.
– Так я сама схожу в магазин.
– В этом нет необходимости. Владимир сказал, что доставка привезет, – поясняет она. – Не беспокойтесь.
Беру блокнот с ручкой. Пишу первое, что приходит в голову, отрываю лист и отдаю Тамаре.
Она гонит меня отдыхать в комнату, а сама приступает к уборке. Вот только я не могу успокоиться. Открываю ноутбук и начинаю читать форумы о том, как матери, лишенные прав, возвращают детей.
Затем меня озаряет. Это хахаль Боря прав. Людку никто не лишал родительских прав! Мало ли где она была все эти годы. Может, у нее есть уважительная причина? Болела например…
Придумать можно что угодно!
Настроение и
