нужны, чтобы узнать точную дату его рождения. Я обшманал всю его одежду и перетряс вещмешок, но тщетно.
Я знал, какого он года выпуска, помнил, что день рождения у него когда-то весной, но какого числа, хоть убей, не припоминал.
Такая простая вещь, казалось бы, а я не знал...
Я запомнил, сколько ложек сахара друг кладёт в чай, какую музыку слушает, на какую порноактрису дрочит, потешался над тем, что он боится дождевых червей, но, блять, не знал, какого числа у него днюха.
Можно было обратиться к берлессам, чтобы они выяснили данные сержанта Алексеева, но тогда бы пришлось объясняться, что у нас произошло. Кудряшову об этом инциденте знать не обязательно, так что придётся мне самому выдумать дату рождения для друга, чтобы подписать крест. Надеюсь, Димон не обидится на меня и войдёт в моё положение?
Берлессы прикатили к полудню. Мы успели выкопать могилу для Алексеева и попрощаться с ним. Помянуть не вышло. Водка осталась со вчерашнего дня, и я приказал напечь блинов, но тут случился Кудряшов.
Я встретил его у ворот, провёл небольшую экскурсию по тюрьме, обойдя корпус, где вчера был взрыв стороной.
— А где Алексеев? — как назло, поинтересовался генерал.
— Плохо ему, — соврал я. — Водкой палёной траванулся, отлёживается. Я передам ему от вас пламенный привет.
— Бабу голую ты на столбе повесил? По всем новостям показывают.
— Никак нет. Не понимаю, о чем вы.
На обед, слава богу, берлессы не остались. Они быстро отгрузили нам оружие, продукты и боеприпасы. Технику и новобранцев выстроили во дворе.
Дизертиры, уголовники, ещё какой-то сброд одетый во что попало...
— Это кто? — раздражённо поинтересовался я у Кудряшова, разглядывая оборванцев.
— Подкрепление тебе.
— Я просил?
— Это ополченцы. Куда мне их девать? Теперь ты командир ополчения! — напомнил он мне.
— Это не бойцы.
— Какая война, такие и солдаты! — отрезал Кудряшов.
Я так разозлился! Управлять толпой мужиков, не видевших воинского устава в глаза, не державших оружия? Генерал прикалывается, что ли?
— Я оставлю тебе в помощь Барсова, — "добил" меня мужик.
— Стукачка своего хочешь ко мне подселить? Не выйдет! Мне твой Барсов на хуй не упал! Так что себе оставь!
— О, как ты заговорил, Серёженька? — оскалился Кудряшов. — Ты ничего не попутал?
— Никак нет! — огрызнулся я.
— Ты со мной так не базарь, щенок! — глаза Кудряшова налились кровью, щёки раздулись от возмущения.
— А то что? Хватит мне угрожать, товарищ генерал! Я уже пуганный, перепуганный! Это твоими молитвами я теперь самый страшный террорист? Или тебе не терпится за мою голову бабла срубить? Так на, забирай!
Я сорвал с головы шапку и рассмеялся. Генерал скрипнул зубами, но хавальник завалил. Мы с ним прекрасно друг друга поняли.
— Я готов к сотрудничеству, товарищ генерал, — сбавив обороты, добавил я. — И ты это знаешь.
— Хорошо, полковник!
Своих я построил отдельно от вновь прибывших, чтобы подчеркнуть наше превосходство. Дашка тоже стояла в строю, и Кудряшов не мог её не заметить.
— А это кто такая? Мужики тебе не ровня, а бабу в форму нарядил? — подъебал меня Кудряшов.
— Какая война, такие и солдаты, — пожал плечами я.
Генерал поздравил нас ещё раз с началом новой жизни и службы и начал награждение.
Первым делом он повысил в звании меня до полковника, вручив мне заветные погоны. После этого уже я раздал несколько новых званий.
Это всё было условностью, не больше, пафосное шоу, но бойцов нужно было поощрять как-то за их достижения и самоотдачу. Им нужно было ради чего-то сражаться, во что-то верить, даже на этой странной войне.
Генерала я решил выбесить ещё больше, выдернув Дашку из строя. Я даже её фамилии не знал, поэтому просто позвал по имени.
Она вышла, испуганно поглядывая на Кудряшова. Ещё бы, он с неё глаз не сводил. Девчонка ему, как кость поперёк горла встала.
— Держи, Даша! — простым человеческим языком, без соблюдения формы сказал я ей и протянул погоны ефрейтора.
Чмошное звание для мужика, а ей в самый раз. И на хую я вертел то, что она не военная, что я знаю её сутки. Захотел и подарил! Ей это было, может быть, нужнее, чем всем нам, вместе взятым. Она радостно вскинула на меня свои тёмные глазюки и улыбнулась. Схватила погоны и прижала их к груди.
— Спасибо!
— Становись в строй!
Я не смог вернуть Даше улыбку и разделить её радость. Потому что не было в том, что я делаю, ничего доброго или чистого. Я тащил её за собой в грязь, подвергая смертельной опасности.
— Ты не можешь всё решать за других, Грэй, — раздался у меня в голове голос Алексеева. — Делай что должен, и будь что будет.
Больше я не пытался приставать к Даше, несмотря на то, что девушка нравилась мне всё больше и больше. Я дал нам обоим время привыкнуть друг к другу, притереться, познакомиться ближе.
Мы жили по-прежнему вместе, но виделись нечасто, в основном по ночам или иногда в столовой. Я был занят своими делами, Дашка постигала нелёгкую военную науку.
Её интересовало буквально всё начиная от рукопашного боя, заканчивая морзянкой. Она очень много времени уделяла тренировкам, изматывая себя, как будто готовилась к Олимпийским играм или величайшему сражению. При всём этом она никогда не жаловалась и не ныла.
Целеустремлённость и упорство девушки меркли на фоне её характера. Даша была такой злюкой и хабалкой, что мужики обходили её стороной. Никто не желал связываться с ефрейтором Воронько, тем более что она была под моим покровительством.
Восемнадцатилетнюю Дашу даже бывалые зэки боялись. Её уважали по зоновским
