Ещё и силы все высосала эта бестия, которая вдруг решила рассказать мне перед отъездом, как обращаться с ребёнком в самолёте. Я всё прослушал. Спать хочу ужасно. Поэтому и откидываюсь на спинку кресла. И засыпаю, пока не приходит стюардесса, трогая меня за плечо.
– Мы прилетели.
Я киваю. С трудом разлепляю глаза, встаю и иду на выход из самолёта. Там меня ждёт авто, которое повезёт в одну из захудалых гостиниц на окраине города. Не в стиле Войтовой. Я брезгую, когда касаюсь двери. Поднимаюсь в один из номеров.
Она серьёзно думала, что я оставлю это так просто?
Нахожу нужную цифру, открываю дверь и захожу в комнату. Один. Это будет откровенный и щепетильный разговор. Пусть о нём никто не знает.
Девушка, сидящая на кровати, резко роняет телефон из рук и поднимает голову. Сначала хочет возразить, почему я зашёл без стука, но потом осознаёт, кто перед ней.
– С-самир? – голос дрожать начинает. Удовольствие медленно растекается по всему телу. Не от её страха, а от того, что скоро всё закончится. Мы купим дом вдали от всех. Я защищу своих девочек и тройняшек. Никто. Больше никто не посмеет сделать моей семье больно. – Ты что здесь делаешь?
– Как что? – не сдерживаю усмешки. – Моя жена сбежала, оставив своего ребёнка. Что скажут окружающие?
Я молчу о том, что жена давно уже бывшая. Когда ещё был в Испании, в последнюю неделю развёлся. Осталось только бумажку о расторжении брака из ЗАГСа забрать.
– А тебе ли не плевать? – вяло отзывается. – Оставил меня одну. Что мне оставалось делать? Только уходить.
– Бросив собственного сына?
– Балласт. На него надо слишком много денег.
Ладони в кулаки превращаются.
Ты не бьёшь женщин, Самир!
– Возможно, если бы не твоя тряпка, всё было бы нормально. Мы бы спокойно жили вместе, а Дима…
Тряпка? Тряпка?!
Я делаю несколько стремительных шагов. Подлетаю к ней, но не трогаю. Не хочу даже дотрагиваться, пачкать руки об такую, как она. Стерва. Просто дрянь.
– Заткнись, – приказываю её и вижу, как она сжимается, пряча голову в плечи. Правильно, бойся. Я могу превратить твою жизнь в ад. – И даже не думай о Милане. Не смей говорить о ней. Не марай своим ртом её образ.
Пухлые губы превращаются в тонкую полоску.
– Так любишь её? Ты любить не умеешь, Хаджиев.
Я тоже так думал. Раньше.
– Иди к чёрту, – выпаливаю. – Тебя это не должно волновать. В отличие от твоей жизни.
– Ты пришёл меня… – округляет от ужаса глаза.
– Нет, – говорю честно. – Предупредить. Что если ты появишься в округе нашего города, отправишься сама знаешь куда. Сына я тебе не отдам. Такая, как ты, просто его не заслуживает.
Бросить ребёнка. Годовалого, мать его, ребёнка. Он не мой, но даже у меня сердце сжимается от такой мысли.
– Забирай, – выплёвывает. – Пусть твоя новая курица за ним смотрит. Знаешь, в какой-то степени я даже рада, что она выжила тогда, а не сдохла с твоим ребёнком. Теперь я могу скинуть с себя свой балласт.
Каждое её слово ударом молотка о колокол в ушах раздаётся.
Шумно выдыхаю, стараясь не зарычать.
– Что. Ты. Сказала? – чеканю каждое слово со злостью. – Это ты сделала? Отравила Милану и пыталась убить моих детей?
***
– Ты чего злой такой? – Николь аккуратно шагает рядом, пока мы идём в дом, где меня ждёт моя дочь.
– Ничего, – гаркаю.
С Войтовой разобрался, а никакого удовольствия после этого не почувствовал. Но не сдержался. Просто не мог. Узнал, что это она повинна в тех адских часах, когда я думал, что свихнусь. Но теперь всё в порядке.
Особенно когда захожу в комнату, вижу Ирене. На руках у неё моя малышка. Сидит, смотрит по сторонам и издаёт странные, но такие любимые звуки.
– Детка, смотри кто приехал, папа, – Ирене поворачивает девочку ко мне. Сердце сжимается. Да когда я таким сентиментальным, чёрт, стал? Готов расплыться в улыбке, выхватить девочку из рук и крепко обнять.
Что и делаю.
Малышка пугается моих действий. Корчит рожицу.
А я вспоминаю, что говорила мне Милана.
Плачет – целуй!
Дотрагиваюсь губами до её щёчки. Короткий всхлип прекращается так же быстро, как и начинался.
А потом маленькие ладошки хватают меня за щёки.
– О-э-а-э-а-э, – начинает вопить и прыгать у меня на руках. Дьявол! Я готов пойти на всё, лишь бы видеть эти эмоции. Эти пухлые щёки, подпрыгивающие в такт её движений. Эти маленькие зубки, торчащие за губами. Сколько же я проспал… Недавно вот не было! – Па!
Теплота на душе горячее становится. Возгорается. Я сильнее обнимаю свою девочку, прося у неё прощение. За всё. Что ненавидел. Хоть раз подумал, что она не моя.
Моя. И только.
– Поехали домой, – выдыхаю, целуя её в висок. – Мама тебя заждалась.
***
– Моя бу-у-улочка, – Милана вопит на весь дом, а я устало падаю в кресло. Не представляю, как женщины справляются с детьми. Я за это время чуть с ума не сошёл. То подгузники поменяй, то ребёнка накорми. Спать уложи. Смотреть надо, чтобы в рот ничего не сунула. Нет уж. Так надолго оставаться с ними тяжело. Мне понравилось, но только первый час, а потом… Крики, истерика, диарея… Нет, хватит с меня. Я на работу, пожалуй.
А пока устало прикрываю глаза под громкие крики радости.
Всё. Дочь матери доставлена. Пора спать.
– Самир, – зовёт меня Милана через дрёму. – Иди в спальню, на кровать. В кресле неудобно.
Мне сейчас очень удобно.
– Я за последние сутки сделал столько дел, что мне и в кресле хорошо.
– Ну, всё же… На самом деле, нам нужно серьёзно поговорить.
Мгновенно просыпаюсь.
Серьёзно, так серьёзно.
Открываю глаза, смотрю на Милану. А потом взгляд опускается на двух карапузов, что смотрят друг другу в глаза, сидя на ковре.
– Я рада, что всё в порядке, – перебирает нервно ткань платья. – Но… Я давно хотела поговорить насчёт Димы. Что мы…
Она не договаривает, поднимает на меня жалобный взгляд. Как же быстро ты меняешься, Милана, когда дело касается детей…
– Что мы будем с ним делать?
Спустя четыре года
– Па, показы класс!
– Па,
