Я отодвинула стул. Вот он. На сей раз точно. Я увидела, как он сходит с эскалатора, неторопливо пересекает фойе, проходит во вращающуюся дверь и поворачивает налево (что я увидела благодаря стеклянным стенам). Я направилась за ним. Я оказалась такой зоркой, что не удивилась бы, если бы сумела видеть еще и в рентгеновском спектре. Я последовала за ним по Олд-Броад-стрит, почти бегом, чтобы не отставать от Майка, который не замечал преследования в тридцати шагах от собственного носа. Передо мной проехал автобус, заслонив его от меня. Испугавшись, что потеряю Майка из виду, я ступила с тротуара на дорогу, не глядя по сторонам, и услышала, как засигналило такси.
— Тупая корова! — прокричал затянутый в лайкру мотоциклист, сворачивая со своего пути, чтоб увернуться от столкновения со мной. На противоположной стороне улицы я приметила темноволосую голову; Майк шел по Треднидл-стрит, мимо закусочной «Павароттиз» и «Королевского банка Шотландии» к роскошному зданию фондовой биржи в палладианском стиле. Я шла за ним, стараясь держаться естественно, несмотря на напряжение, которое испытывала, и увидела, что на станции «Банк» он заходит в метро. Я чувствовала себя наемным убийцей, преследуя его в отделанном черно-белой плиткой туннеле, уворачиваясь от остальных пассажиров.
— Эй вы! — недовольно проворчала женщина, которую я ненароком толкнула. Я пробормотала извинение, потом увидела указатель к «Централ-лейн». Но зачем Майку ехать на метро до «Централ-лейн» от «Банка», когда от Ливерпуль-стрит было бы ближе? Потом меня осенило: ему нужна линия «Ватерлоо» — «Сити». Я завернула за поворот и увидела, как он спускается по лестнице на платформу — по длинному широкому туннелю с пологими ступенями, и мне было хорошо видно его все время, пока он спускался вниз. Держась в сорока футах от него и дыша как загнанная лошадь, я размышляла: зачем ему «Ватерлоо»? Наверное, там он сядет на электричку, чтобы отправиться в пригород, а может, сойдет на станции «Клапхэм» или «Барнс». Интересно, сколько лет этой Клэр и как она выглядит? Мне она представлялась рыжеволосой девушкой лет двадцати пяти — сумасбродной и распутной. Полной противоположностью Хоуп.
Я спустилась по лестнице. А вот и Майк, идет к концу короткой платформы. Я слышала, как он шагает по мраморной плитке. Если бы он сейчас обернулся, то сразу заприметил бы меня, поэтому я спряталась за высокого полного мужчину в бежевом плаще. Послышался приглушенный грохот, потом нас достигла волна теплого воздуха, и наконец на станцию прибыл поезд. Двери откатились, на платформу высыпали пассажиры, и мы ринулись вперед.
«Не заходите за край платформы, — напоминал автоматический голос. — Не заходите…»
Краем глаза я видела, что Майк зашел в соседний вагон. Когда поезд тронулся, я следила за ним через стекло, стоя у средних дверей вагона. Я бы не сказала, что он выглядел радостным или возбужденным. Честно говоря, он казался мне печальным. Возможно, он чувствовал угрызения совести из-за своего предательства или, может, роман подходил к концу.
Мы вышли на «Ватерлоо», и я, понимая, как трудно будет не отставать от него здесь в час пик, почувствовала, что желудок скручивается в узел. Двери разомкнулись, и справа я увидела знак «Выход»; я немного постояла в вагоне, чтобы Майк прошел мимо. Он прошел, не заметив, что я стою на расстоянии нескольких шагов, а потом я отправилась следом за ним по платформе к лестнице. Теперь он был всего в пятнадцати футах; мы миновали указатель в сторону железной дороги и поднялись по ступенькам. У турникетов он остановился, ища свой билет. Потом, обогнав меня, ступил на эскалатор, а я встала на движущуюся ступеньку позади него. Сквозь стеклянную крышу пробивался солнечный свет. Наконец я почувствовала благодатный порыв свежего воздуха.
«Держите свой багаж при себе…» — раздался голос по радио.
Пробираясь сквозь поток людей, я с тревогой думала о том, что слева от меня выход к «Евростару»[53], а справа — к платформам Британской железной дороги, и запереживала, что у меня нет билета на поезд, да я и понятия не имела, куда направлялся Майк, когда вдруг поняла, что он не собирается идти к поездам. Майк шел к выходу. Обходя кучковавшихся пассажиров, я пошла за ним мимо «Боди-шоп» и «Делис де Франс», затем вошла в огромную каменную арку, а потом спустилась по лестнице. Я увидела указатель к Национальному театру. Должно быть, именно там он назначил встречу Клэр.
Впереди виднелся безразмерный холл кинотеатра «Лондон Аймакс», а слева — «Фестивал-холл». Рядом выстроились поджидающие своих пассажиров такси, черные и блестящие, словно жуки-рогачи, но Майк целеустремленно шел мимо. Он свернул на Йорк-роуд, проходя по переходу в «Шелл-центр». Тротуар был достаточно широким, и я, держась футах в сорока от него, без труда следила за своим объектом. Шел он уверенно. Решительно. Было ясно, что этой дорогой он ходил уже не раз. Теперь справа от нас был виден «Лондонский глаз», чьи стеклянные кабинки блестели в лучах заходящего солнца. Я с болью в сердце вспомнила Ника.
На перекрестке Майк остановился. Он ждал, пока переключится светофор, а я юркнула на ближайшую автобусную остановку, чтобы оставаться на безопасном расстоянии. А потом, когда у него над головой загорелся зеленый человечек, продолжила преследование. Оказавшись на другой стороне, он ускорил шаг; у меня закололо в боку и пересохло в горле. Справа от меня была Ратуша, и теперь я могла видеть Биг-Бен и Вестминстерский дворец, и его золотые башенки мерцали на солнце. Мы проходили по Вестминстерскому мосту; рядом громыхали автобусы, под ногами переливалась золотыми отблесками коричневая широкая река, а сильный ветер раздувал волосы.
Майк перешел на другую сторону, и, ожидая, пока транспортный поток иссякнет, чтобы можно было последовать за ним, я увидела, что он не собирается пересекать реку, как я решила. Вместо этого он пошел вперед. И теперь подходил к больнице Святого Фомы. Огибая ее по периметру, я подумала, что мимо нее он отправится куда-нибудь дальше по набережной, но, к моему удивлению, судя по указателям, он шел по направлению к главному входу, а спустя несколько минут вошел в раздвижные двери, вежливо пропустив пациента в зеленой больничной одежде и гипсе на ноге.
Какого черта Майк забыл в больнице? Это место вряд ли подходит для романтических встреч. Может быть, его подружка работает врачом или медсестрой и он приехал, чтобы встретить ее после смены? А может, он навещал друга. А может быть… да… может быть, он сам лечился от чего-то? Вот в чем дело, решила я, проходя мимо цветочной лавки. Неожиданно мне стало легче. Он болен и не хочет травмировать Хоуп. Только вот время странное для амбулаторного лечения, и потом: как быть с серебряным браслетом с золотым фермуаром в виде сердечка, на котором выгравировано «Клэр»? Только если болела эта самая Клэр… Да. Точно, убедила я себя, шагая вслед за Майком по коридору к северному крылу. Клэр здесь лечится. Вот почему он так печален. Она провела в больнице два месяца, так что дело, видимо, серьезное. Я представила себе ее впалые щеки и его слезы.
