– Спасибо, но…
Клода продолжала совать ложку в крепко сжатый рот Молли. Бесполезно. Теперь, когда у Молли появились зрители, она точно не собиралась глотать ни крошки.
– Съешь омлетика, солнце мое, – упрашивала Клода.
– Зачем?
– Потому что это тебе полезно.
– Почему?
– Потому что в яйцах много белка.
– Зачем?
Помимо отказа от нормальной еды, Молли последнее время с упоением играла в почемучку. Сегодня она успела сказать «почему?» двадцать девять раз подряд.
– Какие у тебя роскошные волосы! – восхитилась Эшлин, погладив густые медово-золотистые пряди подруги.
– Спасибо. Сегодня специально ходила их укладывать.
Затем Эшлин вспомнила о свежеоклеенной гостиной и побежала взглянуть.
– Великолепно! – с жаром похвалила она, вернувшись в кухню. – Комната выглядит совершенно по-другому. У тебя прекрасное чувство цвета.
– Да, наверное.
Сама Клода успела остыть. Новые обои так занимали ее, но стоило их поклеить, как всякое удовольствие пропало.
Потом вдруг все задрали головы к потолку, потому что сверху понеслись душераздирающие вопли. Крейгу мыли голову.
– Действительно орет, как будто его жарят живьем, – хихикнула Эшлин. – Бедный зайка.
Пронзительный вой затих, сменившись тихим нытьем. То насильно кормили Молли.
– Обязательно надо обедать как следует, если ты хочешь вырасти и стать большой, сильной девочкой.
Клода снова поднесла ко рту дочки ложку.
– Почему?
– Потому что надо.
– Почему?
– Потому.
– Почему?
– Потому, мать твою, что просто ПОТОМУ. – Клода швырнула ложку, и желтые крошки разлетелись по всему столу. – Без толку, только время терять. Пойду одеваться.
Когда она вышла из комнаты, Тед, округлив глаза, изумленно взглянул на Эшлин.
– Нельзя, чтобы дети видели твою слабость, – авторитетно заметил он.
В дверях снова возникла голова Клоды.
– Раньше я тоже так думала. Погодите, пока у вас появятся свои дети. Тогда увидите, что правил масса, но ни одно из них не действует.
Критиковать Клоду Тед совершенно не хотел.
Он просто думал, что его тактика разумной строгости в воспитании детей поможет ей. Ему стало ужасно неловко и неприятно. Особенно когда Молли ткнула в него ложкой и злобно прошипела:
– Мамочка тебя ненавидит.
Клода затопала вверх по лестнице. Долго блаженствовать в ванной, вдыхая аромат эфирных масел, было уже некогда. Только быстренько ополоснуться под душем и наспех накраситься. Затем она торжественно облачилась в бело-розовое коротенькое платье на бретельках, купленное в тот самый день, когда они с Эшлин гуляли по магазинам. С тех пор оно так и висело в шкафу, своей беспорочной новизной напоминая Клоде о том, что ходить в нем некуда.
Она тревожно оглядела себя в зеркале. Черт побери, короткое какое! Намного короче, чем ей помнилось. И прозрачное. Надела черные трусики и лифчик, но в них вид был совсем глупый. Сняла. Показывать белье абсолютно нормально, убеждала она себя. Да это даже и обязательно, если хочешь считаться хорошо одетой. Ее беда в том, что она слишком привыкла к джинсам и футболкам. Поэтому, сунув ноги в босоножки на высоченной шпильке, она еще раз сказала себе, что выглядит сногсшибательно, и появилась на верхней площадке лестницы эффектно, как кинозвезда.
– Как я выгляжу?
Все сгрудились внизу, задрав головы. Возникла слишком длинная пауза.
– Обалдеть, – с секундным запозданием среагировала Эшлин.
Тед, восхищенно открыв рот, смотрел, как длинные стройные ноги Клоды ступенька за ступенькой приближаются к нему.
– Дилан? – окликнула Клода.
– Обалдеть, – эхом отозвался он.
Это ее не убедило. Она была уверена, что в его глазах выглядит нелепо, но ему хватает ума молчать. Крейг, однако, был слишком наивен для таких деликатностей.
– Мамочка, у тебя платье такое коротенькое, и мне штанишки видно.
– Нет, не видно!
– Видно! – настаивал отпрыск.
– Нет, не видно, – решительно одернула его Клода. – Видно мои трусики. Мальчики ходят в штанишках, а девочки – в трусиках… Все, кроме Джой, подруги Эшлин, – неожиданно злобно пробормотала она себе под нос.
Только Молли, поглощенной черничным вареньем, казалось, было все равно, что надето на маме.
– Ты тоже очень красивый, – сказала Эшлин Дилану. И не покривила душой: он правда был хорош в своем небрежно-свободном темно-синем костюме и песочного цвета рубашке.
– Ты прелесть, – улыбнулся он.
– Трепло, – прошелестело у Эшлин в ухе так тихо и язвительно, что она уже подумала, не померещилось ли ей. Звук прилетел со стороны Теда.
– Мы идем? – посмотрел на часы Дилан.
– Минуточку. – Клода лихорадочно писала что-то в блокноте. – Вот мобильный Дилана. А вот на всякий случай телефон ресторана, вдруг там не будет брать мобильный…
– Вряд ли в центре Дублина такое случится, – вмешался Дилан.
– …и вот еще адрес ресторана, если вдруг ты не дозвонишься по телефону. Мы долго не задержимся.
– Нет уж, давайте задерживайтесь, – с нажимом возразила Эшлин.
Клода подхватила Молли и Крейга, исступленно обняла их и без особой уверенности попросила:
– Ведите себя хорошо с Эшлин.
– И с Тедом, – добавил Тед, растягивая губы в чарующей, по его мнению, улыбке, предназначенной Клоде.
– И с Тедом, – пробормотала Клода.
В последнюю минуту, дабы пожелать родителям счастливого пути и дорожки скатертью, Молли прижала вымазанную черничным вареньем ладошку к маминому платью пониже спины. К несчастью (а может, к счастью) для себя, Клода этого не заметила.
Как только за Клодой закрылась входная дверь, Молли и Крейг дружно и горестно заревели. Клода беспомощно оглянулась на Дилана и повернула обратно.
– Назад! – скомандовал он. – Но…
– Они сейчас перестанут.
Чувствуя себя так, будто ее раздирают пополам, Клода села в такси и безропотно позволила отвезти себя в город.
Столик был заказан на полвосьмого; им предложили на выбор полвосьмого или девять, но Клоде показалось, что девять слишком поздно. В это время она уже часто спит. Так хорошо бывает прикорнуть на несколько часиков перед тем, как встать в четыре, чтобы в темноте петь песни любимым детям…
Других посетителей в ресторане пока не было. Дилан и Клода первыми вошли в пустой белый зал с греческими колоннами, в благоговейной тишине проследовали к своему столику, и Клода совсем разнервничалась из-за своего платья. Ей казалось, оно привлекает изумленные взгляды вышколенных, бесстрастных официантов. Одергивая подол, она поспешно юркнула за стол. Когда столько лет сидишь дома, перестаешь понимать, что можно надевать на выход. Плюхнувшись на стул и спрятав ноги под скатерть, чтобы никто больше не видел ее просвечивающих сквозь одежду трусиков, она заказала джин-тоник.
