– За всех вас. Спасибо за самоотверженный трехнедельный труд.
Эшлин и Мерседес недоверчиво переглянулись. Вслед за Лизой выпили все.
Молчание нарушила Лиза.
– Откроем еще одну? – невинно, будто эта мысль только что пришла ей в голову, спросила она.
– Отчего же нет?! Можно! – с хорошо разыгранным равнодушием согласилась Трикс.
– Конечно, конечно!
Шампанское существенно смягчило нрав миссис Морли.
Но, когда Лиза принялась раскручивать проволоку на горлышке очередной бутылки, входная дверь открылась, и все замерли. Черт!
Джек вполне мог взбеситься, застукав их за распитием казенного шампанского в рабочее время.
Но вместо Джека в редакции появилась Мэй. Каблуки у нее были высоченные, бедра невероятной стройности, талия – тонкая. От восхищения у Эшлин закружилась голова.
Мэй, похоже, опешила от мертвой тишины в редакции и устремленных на нее взглядов.
– Джек у себя? – спросила она сухо.
Молчание.
– Нет, – промямлила миссис Морли, украдкой вытирая губы. – Он поехал воспитывать этих, с телестудии.
И победоносно скрестила руки на груди, всем своим видом говоря, что свою подружку Джеку тоже не мешало бы воспитать.
– Ясно.
Мэй разочарованно надула пухлые губки, пошла к двери. Волна роскошных шелковистых волос тяжело качнулась за ее спиной.
– Если хотите, подождите его, – неожиданно для себя предложила Эшлин.
Мэй резко обернулась:
– А можно?
– Конечно! И вообще, может, выпьете с нами?
Не успев договорить, Эшлин приготовилась принять на себя Лизин гнев. Приглашать подружку начальника на корпоративную пьянку – дурной тон. Эшлин и сама уже поняла, что несколько переборщила.
Но вместо того чтобы рассвирепеть, Лиза неожиданно легко согласилась:
– Конечно, выпейте с нами.
Дело в том, что Лизе было не меньше, чем прочим, любопытно поглядеть на Мэй. Вероятно, даже больше, учитывая обстоятельства.
– Ваше здоровье!
Мэй взяла у Лизы кружку. Эшлин радушно предложила:
– Проходите к моему столу, берите себе стул.
Трикс и Лиза тоже немедленно переместились к столу Эшлин, ведомые жадным интересом к экзотической Мэй.
– Мне нравится ваша сумка, – сказала Лиза Мэй. – «Лулу Гиннесс»?
Та неожиданно хрипло хохотнула:
– «Даннз».
– Сеть магазинов, – услужливо пояснила раскрасневшаяся Эшлин. – Как «Маркс и Спенсер».
– Только дешевле, – снова хохотнув, уточнила Мэй. Несмотря на свое нежное, как цветок лотоса, личико, она вдруг показалась совсем обычной.
А когда Лиза пошла собирать пустые кружки, лукаво заметила:
– Замечательная у вас работа. И так каждый день? Ответом ей был взрыв слегка истерического смеха.
– Каждый день? Да что вы! Что вы! Только по особым случаям, в праздник, например.
– Вы ведь не скажете Джеку, правда? – спросила Трикс.
Мэй презрительно сощурилась:
– Еще чего!
– А вы где работаете? Чем… занимаетесь? – отважилась Трикс.
Мэй тряхнула тяжелыми волосами, блеснула раскосыми глазами и вдруг опять стала непроницаемой и таинственной восточной девушкой.
– Я танцую экзотические танцы.
Ее слова повергли всю редакцию в короткое изумленное молчание, зато потом все заговорили с удвоенным оживлением:
– Это здорово!
– Ну и ну!
– А погода прямо как по заказу для этого! – как всегда, невпопад влез Зануда Бернард.
– Молодчина, – с трудом выдавила Лиза. Наверняка Мэй и Джек предаются фантастическому сексу. Завидно до колик.
– Что такое экзотические танцы? – шепотом спросила у Келвина миссис Морли.
– Думаю, их танцуют… э-э-э… без одежды, – тактично шепнул тот в ответ, щадя чувства пожилой дамы.
– А, стриптиз. У нее должно хорошо получаться.
И миссис Морли посмотрела на Мэй с неожиданным уважением.
– Да нет, ни фига я не танцую, – пренебрежительно уточнила Мэй, снова становясь обычной. – Пошутила я. Телефонами торгую мобильными, но из-за моей внешности все думают, будто я какая-нибудь сексуальная кошечка.
– Какое безобразие! – вступил возмущенный хор. – Ужас! Как могут люди быть такими придурками!
– Если я правильно поняла, она не танцует стриптиз? – осторожно уточнила миссис Морли у Келвина. Тот молча помотал пергидрольной шевелюрой. Трудно сказать, кто был разочарован больше.
– Тереостипы – это ужасно! – воскликнула Эшлин и поняла, что она здорово опьянела.
– Да уж, – подтвердила Мэй, распалясь после второй кружки шампанского. – Я родилась и выросла в Дублине, мой отец ирландец, но оттого, что мама из Азии, мужчины обращаются со мной, как будто я обучена этим особым восточным интимным штучкам. Ну, с мячиками от пинг-понга и все такое. Или орут мне вслед на улице: «Дрянь косоглазая!» – Она тяжело вздохнула. – Как это достает, знали бы вы!
Она бросила быстрый взгляд на ловящих каждое ее движение Келвина и Джерри, устроилась поближе к Эшлин, Трикс и Лизе и доверительно заметила:
– Не хочу сказать, что никогда не пробовала играть с мячиками для пинг-понга. Разумеется, тому, кто мне понравился, я показала бы что-нибудь особенное.
То есть Джеку? Этот вопрос хотели задать все, но никто так и не решился. Даже Трикс. Но, по мере того как количество полных бутылок уменьшалось, а пустых – росло, языки развязывались.
– Тебе сколько лет? – спросила Трикс.
– Двадцать девять.
– А давно вы с Джеком вместе?
– Почти полгода.
– Иногда он еще тот фрукт, – заметила Трикс.
– Кому ты рассказываешь! С тех пор как началась эта история с «Колин», он совсем сдвинулся. Вкалывает по-черному, дергается из-за каждого пустяка, потом, чтобы выпустить пар, уходит в море на своей посудине, а я так его и не вижу. Это вы все виноваты, что у него настроение плохое!
– Вот те на! – воскликнула Трикс. – А мы-то тебя виним.
Мэй ничего не сказала, но начала ерзать на стуле.
– Мы тебя смутили? Прости, мы больше не будем, – вмешалась Эшлин с некоторым разочарованием: ей было очень интересно.
– Да нет, ничего, – не прекращая ерзать, улыбнулась Мэй. – Трусы в задницу врезались, неудобно до жути.
Она была такая хорошенькая, молоденькая и бесстыжая, что Лиза проглотила все свои колкости. Да, Джек проявлял интерес к ней, сомнения нет, но теперь понятно, что он нашел в Мэй.
Когда вернулся Джек, все уже надрались до такой степени, что даже не пытались это скрыть.
– Развлекаетесь? – скупо бросил он.
– День предпраздничный, – огрызнулась миссис Морли, которая, не имея привычки, за полтора часа последовательно прошла через настороженность, благодушие, счастье бытия, слезливые сожаления, а закончила, как положено, агрессивностью.
