и родной, который я готова вдыхать вечно.
— Прости меня, Сережа, — шепчу, не в силах держать это в себе. Даже если он не простит, я должна ему это сказать.
— Это ты меня прости, что сказал такое. Я тебя никому не отдам. Ни Лебедеву. Никому. Никогда. Я словно сам не свой, когда представил, что могу тебя потерять. — Его объятия становятся крепче.
— Я считала, что ты знаешь, ведь таблетки всегда были на виду.
— Нет, Полина, не знал. Мне и в голову не могло прийти, что… — Сережа глубоко вздыхает. — Но и на чудо я никогда не надеялся. Так что в большей степени виноват я сам, что не сказал тебе правду. Очень сложно признаться в том, что ты всего лишь наполовину мужчина. А если женщина мечтает о детях, то медленный костер самобичевания сжигает изнутри дотла.
Я не знаю, как все сложилось бы, скажи Сережа в самом начале о своем возможном бесплодии. Наверное, мы смогли бы найти какой-нибудь выход.
— Я думала, что ты ушел… и больше не вернешься.
— Родная, ну куда я от вас с дочей уйду? На работу только.
— Так тебя вызвали на работу?
— Да. Я уже в машине вспомнил, что ничего тебе не сказал и отправил сообщение.
— Я не видела. Я ничего не видела и побежала тебя искать. А потом машина, Роксана и… вот, — хочу развести руками, но не могу.
— Я чуть с ума не сошел, когда мне позвонила сначала заплаканная доча, а следом Роксана. — Сережа убирает с моего лица упавшую на лоб прядь волос и заправляет ее за ухо. Движение простое, но такое нежное.
— Что у тебя на работе?
— Без понятия… — Сережа равнодушно качает головой. — Я не успел доехать.
— Тебя ведь накажут…
— Еще сильнее я наказал бы себя сам, если с тобой что-нибудь случилось.
— Мне так жаль, что я…
— Это неважно. Главное, что с тобой все хорошо, а все остальное мы решим потом.
Я знаю, что Сережа хотел сказать, но лишь сильнее прижимаюсь к нему.
— Тебе нужно поспать… — вспоминаю про обещание, данное Роксане. Ведь ему утром на работу.
— Я посплю, — обещает мне муж.
Отведенный час пролетает незаметно. Я так и сидела в объятиях мужа, и не слышала, как подошла Роксана. Я ничего не слышала, кроме биения родного сердца.
Роксане не пришлось убеждать Сережу, чтобы оставить меня в клинике. Он сам настоял, чтобы я прошла полное обследование. Но я прекрасно понимала, что наш бюджет такое лечение если и потянет, то со скрипом. Поэтому я честно пролежала сутки, и вернулась домой. Роксана была не особо довольна моим решением, но серьезных показаний, чтобы оставить меня, у нее не было.
С легкой руки Алазаровой я получила целых три дня, которые я провела дома, а в пятницу приехала к ней, чтобы закрыть больничный.
— Хорошо выглядишь, — получаю комплимент вместо приветствия.
— Спасибо! — отвечаю с улыбкой. — Чувствую себя так же. Даже глаз «прошел». — Пожалуй, краснота склеры — единственное, что удержало меня на больничном.
А случайная встреча с Роксаной Алазаровой переросла в нечто большее, чем просто отношения врача и пациента.
— Как муж? — продолжает «допрос» Роксана.
Я могу только улыбаться. Потрясение и страх потерять друг друга выкинуло нас, как говорят сейчас дети, «на новый уровень». Желание быть ближе, видеть и прикасаться обострились, словно у нас с Сережей наступила вторая молодость. Не надо говорить, что блистер с противозачаточными таблетками я выкинула сразу же, как вернулась домой. Роксана долго ругала меня, что я столько лет пила гормональные таблетки, профессионально и красочно рассказывая о последствиях. Тем более, если Сергей прав, они нам совсем были не нужны. Но почему-то это мы с ней откинули сразу.
— Камилла точно так же могла втихаря пить таблетки, а потом обвинить мужа в бесплодии, — качает головой Роксана.
— Зачем, если она потом сразу забеременела?
Я не совсем понимала, зачем это было нужно Камилле. Не хочешь ты ребенка, так и скажи так, но она выставила виноватым Сергея.
— И что? Камилла просто не хотела связывать себя с Сергеем общим ребенком. Вот и все! Это же элементарно! А сейчас, когда «нужный» брак у нее не сложился даже несмотря на детей, она готова уже на любой. На безмужье, как говорится и бывший сойдет.
Возможно, что так все и было. Но от этого становилось еще хуже. Получается, я ничем не лучше Камиллы. Я никак не могу перестать казнить саму себя.
— Нет, Полина. Ты сразу сказала Сергею, что не хочешь детей. И он сам принимал решение, уже зная это, — пыталась переубедить меня Алазарова.
— Но ведь он хотел… А я…
— О том, что он хотел, он не сказал ни слова! Так? Так! Полина, в этом твоей вины нет. А если хорошенько разобраться, то тогда уж виноваты оба.
— Мы потеряли столько времени, а сейчас уже слишком поздно что-то изменить.
— Ничего не поздно! — горячо восклицает Роксана. — Всего-то половина второго! — добавляет она шутя, хотя, я думаю, она прекрасно поняла, что я имела в виду.
Роксана долго убеждала меня, что тридцать шесть — еще не срок ставить на женщине крест, что сейчас очень многие только начинают рожать после тридцати. И у нас с Сергеем еще может родиться вполне здоровый ребенок. Тем более, что никаких отклонений в моих анализах она не увидела.
К совету Роксаны — предохраняться в течение двух месяцев, чтобы хоть немного вывести гормоны из крови — нам пришлось прислушаться. Он вызывал возмущение только у моего мужа.
— Полина, я чувствую себя семнадцатилетним сопливым подростком. — Сережа считал это абсолютно бессмысленным и ни на что не надеялся.
Я тоже изо всех сил старалась побороть в себе тот страх, который так долго преследовал меня. Нам обоим было непросто, но то, что мы были вместе, во многом облегчало ситуацию.
* * *
Сегодня день весеннего равноденствия. Солнце светит так ярко, что даже жалюзи не спасают от его лучей. Окно приоткрыто, впуская свежий воздух в класс. Осталось два дня до весенних каникул, и работать совсем не хочется. Хочется лета и в отпуск.
Телефонный звонок выталкивает из радужной мечты, где я уже почти дошла до моря.
— Да, Сереж? — Муж теперь звонит каждый раз, когда у меня заканчиваются уроки. Волнуется.
— Ты еще в школе?
— Да, — вздыхаю, бросив несчастный взгляд на две стопки еще непроверенных работ. — Нужно немного допроверять, и я пойду домой.
— Полин, каникулы на носу, неужели ты думаешь, детям нужны эти
