она мне осточертела. По разговорам с ней понял, что мозгов с горошину. Разозлился на нее, на себя, на весь мир. Мне никогда никем не заменить Малинову. Потому что она похитила важную часть меня. Потому что заставила посмотреть на мир другими глазами. Напомнила мне все, чему меня учила мама. Заставила поверить, что я могу быть хорошим.
Я хотел быть хорошим. Правильным. Чутким.
И у меня остался лишь один шанс вернуть своего ангела. Явиться на премьеру ее спектакля. Загнать в угол и выплеснуть все, что накопилось в душе. Всю боль, скорбь, дрожь, вожделение, похоть, страсть. Она — как игла, и я подсел. Я заболел. И я подыхаю без новой порции ее тепла и ласки. Она нужна мне больше всего на свете.
Как жаль, что в тот вечер я этого не понял. Когда выставил ее. Когда трахнул в машине, а потом просто приказал собрать вещи.
— Герман, можно? — голос тетки заставил меня поднять глаза и оборвать порочный круг собственных удушающих мыслей и воспоминаний.
— Герман, мне пришел счет. Спасибо. — Женщина осторожно прошмыгнула в кабинет и подкралась к креслу, где недавно сидела актриса Юля.
— Не за что, — буркнул себе под нос.
— Герман, — тетка уселась напротив меня и с сочувствием осмотрела мое лицо. — Может, вернешься домой? Жить в кабинете… отстраниться от всех… это слишком, даже для тебя.
Все это время, после того, как Вика окончательно вычеркнула меня из своей жизни и сбежала, я боялся заходить в собственный особняк. Боялся, потому что каждый уголок дома напоминал о ней. Скамейка на заднем дворе, лестница, коридоры, кухня, столовая, бассейн, каждая комната. Я свалил подальше, жил в своем офисе.
— Я не могу вернуться домой, Жанна. Там все напоминает о ней. Там она мне снится каждую ночь. Там на меня смотрит Фаина Ивановна так, будто ненавидит за то, что я выгнал Вику. Даже охрана… в моем присутствии затыкается.
— Это я виновата, Герман! — Жанна виновато опустила глаза и поджала губы так, что они превратились в тонкую полоску.
— Как ни странно, в этот раз ты ни при чем, — я усмехнулся и вылил в себя содержимое стакана. В груди больно обожгло, и я невольно сморщился.
— В тот вечер, когда вы праздновали подписание контракта с Японцами, я наняла одного парня. И он сказал Вике, что ты трахаешься с кем-то, пока сама я отвлекала тебя. А потом этот парень должен был подкатить к Вике, соблазнить ее. Чтобы ты понял, что она не та, за кого себя выдает. Чтобы ты приревновал ее и выкинул. Но все сложилось куда лучше. Ты психанул еще раньше, чем я предполагала. — Жанна говорила быстро, четко, взмахивала руками. Голос ее то понижался до хрипа, то взмывал вверх, превращаюсь в ультразвук.
— Зачем ты сделала это? — прошипел сквозь зубы.
— Потому что ты не хотел давать мне денег! — Взвизгнула тетя, и закрыла лицо руками. — Мне жаль, ясно?
— Ах, тебе жаль! — я поднялся с места и развел руками.
— Думаешь, мне легко? Видеть, как ты страдаешь. Как ты мучаешься. Я и подумать не могла, что она так много для тебя значит. — Жанна посмотрела мне в глаза, и я замер, опустился в кресло. Все тело обмякло.
— Уходи, — указал ей на дверь.
— Прости меня, Герман. Я не этого хотела. Я верну все деньги.
— Мне не нужны деньги, оставь себе. — Бросил ей в спину.
Как только дверь закрылась, я просто рухнул лбом на стол. Какой же я придурок! Теперь ясно, что случилось с моим ангелочком и почему она флиртовала с каким-то незнакомым юнцом. И теперь во мне проснулось еще большее желание ее вернуть.
И я сделаю это на премьере мюзикла.
Мысль вкралась в мою голову уже давно. Но только сейчас я понял, что нужно делать.
Останься любой ценой:
Герман
В день премьеры я жутко нервничал с самого утра.
Сегодня я вернулся в особняк. Вновь нарвался на неоднозначные взгляды Фаины Ивановны. Обычно женщина радушно встречала меня, но не сегодня. Даже после моего долгого отсутствия она не остыла и все время бросала в мою сторону электрические молнии. Никто из подчиненных не знал, что я задумал.
За завтраком чуть не подавился стейком.
Постарался запить его кофе, но жутко обжегся и пролил полчашки на штаны.
По пути в спальню споткнулся о ступени и ушиб мизинец.
Когда брился, порезался.
Забыл предупредить Олега, что мы сегодня едем в театр, поэтому пришлось самому сесть за руль.
Руки дрожали, когда вышел из машины на площадь. Театр возвышался над ней громадиной, отбрасывая совсем не приветливую тень. Нужно взять себя в руки.
Мне выделили гримерную, как настоящему актеру. Милая девушка пришла пудрить мне нос. Оказывается, у меня аллергия на пудру.
Пока я смывал грим с лица, чихнул двенадцать раз подряд.
Дернул черт сделать это. Решился. Подкупил продюсера. Назад пути нет.
В финальной песне вместо актера на сцену выйду я в образе капитана Грея. Петь мне не придется, голос певца записан и прекрасно сделает свое дело вместо меня. Но почему-то я дико трясся. И душа металась из стороны в сторону, стараясь вырваться. Кажется, это будет моя минута позора. Или пять минут.
Я предвкушал удивление Вики.
Когда она повернется ко мне на сцене, в оглушительном свете софитов, когда посмотрит в мои глаза… ее сердце растает. Я докажу ей, как сильно она мне нужна.
— Герман Александрович, начало через двадцать минут, — милая гримерша осторожно просунулась в мужской туалет.
— Я иду, — откликнулся в ответ.
Шоу началось. Я слышал голос продюсера. И голос Вики. И еще несколько поющих голосов. Через полтора часа я предстану перед кучей зрителей. И перед ней.
Мне оставалось только гадать, что она почувствует в этот момент. Я представлял ее растерянный взгляд. Ее трепещущий голос. По сценарию я должен ее обнять, и она не посмеет отказаться на сцене. Я почувствую ее запах. Я окунусь в эти прикосновения.
Меня переодели в красивый театральный образ, и я не узнал себя в зеркале. Чем меньше оставалось времени до выхода, тем сильнее потело мое тело под тяжелыми одеждами.
За кулисами я прекрасно видел Малинову в белом очаровательном платье, босую, растворяющуюся на сцене. Она жила этими мгновениями, купалась в ярких лучах
