не жди, что она поймет. Мне это известно, но я все равно здесь.
На долю секунды Ник задумался, а не попросить ли Брюса показать себя с лучшей стороны, но сдержался. Он хотел, чтобы Брюс был собой. В нем нет ничего плохого.
— Я тоже здесь, — ответил Брюс, и они вместе выбрались из машины.
Брюс встал рядом, опустив руку Нику на спину, а сам Ник постучал в дверь. Как только повернулась ручка, он обнадеживающе погладил Ника и убрал руку.
— Ник. Как дела у моего сыночка? — Мать заключила его в объятия.
— Хорошо, мам.
Странно. Он не думал, что она первым делом полезет обниматься. Оторвавшись от матери, он произнес:
— Это мой друг Брюс. Я тебе рассказывал. Брюс, это моя мама, Мона.
— Здравствуйте. Рад знакомству.
Натянуто улыбаясь, она взглянула на протянутую Брюсом руку.
— Я тоже рада, — ответила она, однако руки не пожала и отошла в сторону, чтобы Ник и Брюс смогли войти.
— У вас чудесный дом, — сделал Брюс еще одну попытку. — Ник вырос здесь, да? На этой кухне шеф-повар учился готовить?
Брюс заглянул в кухню, а Ник ждал ответа матери. Она постоянно говорила о Нике, что выводило его из себя. А сейчас ей нечего сказать Брюсу?
— Если вы не против, давайте разместимся в гостиной. Там будет удобнее.
Судя по всему, Брюс догадался, что мать не хотела иметь с ним ничего общего. Она даже говорить с ним не хотела. На Ника будто обрушился весь мир.
— Мам...
— Ничего. Давайте сядем, — перебил Брюс, и Ник схватился за этот спасательный круг.
Весь день Ник пытался говорить с матерью о Брюсе — о его семье, о мастерской. Слова об аневризме вертелись на кончике языка, надо найти хоть что-то, чтобы она прониклась к Брюсу сочувствием. Но он понимал, что Брюс расстроится. Ник испробовал все, а она постоянно его перебивала. Если он говорил что-то про них с Брюсом, в ответ она выдавала что-то про Кэрри, Эрин и Мишель. Рассказывала про внуков, говорила, что, наверное, Ник тоже скоро подарит ей внуков, хотя раньше никогда на эту тему не наседала.
Пока они ужинали, Брюс пытался поговорить про детство Ника или задавал вопросы, но ответы она давала короткие или же просто меняла тему. С каждой проходившей минутой тяжесть в груди усиливалась... Ник все больше и больше расстраивался.
Закончив есть, Ник предложил помыть посуду.
— Нет, не надо. Ты знаешь, как я к этому отношусь. Ты мой сын. И ты не будешь мыть посуду на моей кухне.
Ник не планировал произносить эти слова. Открыв рот, он понятия не имел, что скажет. Но терпеть больше не было сил. Хватит.
— Почему бы и нет? Теперь я гей, так что твои традиционные гендерные роли слегка размылись, нет?
Мать ахнула.
— Господи, Ник, — выругался Брюс.
— Не смей поминать имя Господа всуе за моим столом, — проворчала мать.
— Не надо. Даже сейчас ты вымещаешь свой гнев на нем, а не на мне. Это нечестно, и я не стану терпеть. Брюс мой... парень, и...
— Твой парень? Ты себя слышишь, Николас? У тебя не бывает парней. Это не ты. Много лет ты был женат на Джилл. Я знаю, ты ее любил. Не понимаю, что с тобой творится, но ты не гей. Я это не приму.
Она встала, но пока Ник говорил, не шевелилась.
— У тебя нет выбора. Принимаешь ты или нет, но так есть. Я с ним. Это не изменится. Знаю, ты в растерянности, но тебе придется смириться, мам. Я люблю тебя, но и его я тоже люблю и не позволю относиться к Брюсу как к пустому месту.
Ни разу в жизни Ник так не говорил с матерью. Даже когда она особо не скрывала, что не любит Джилл (хотя и не так нагло, как с Брюсом), Ник пытался сохранять спокойствие. Но больше он так поступать не станет.
— Я с ним, независимо от твоего отношения. Мне нужна твоя поддержка, но я не приеду сюда, пока ты не научишься уважать Брюса.
Брюс вытаращил глаза.
— Ник...
— Нет. Я так чувствую.
Он посмотрел на мать. В глазах у нее стояли слезы, а рука, которой она держалась за спинку стула, дрожала.
— Твой отец бы в гробу перевернулся, если б слышал, как ты со мной говоришь. Если б знал, что ты... делаешь с этим мужчиной. Это убило бы твоего отца, и я отказываюсь мириться с тем, с чем он бы ни за что не смирился.
Сердце у Ника упало. Он-то надеялся, она его удивит своим одобрением, но теперь все стало ясно.
— Ты мой единственный сын, и я тебя люблю. Знаю, ты образумишься. Поймешь, что это не ты. Я никогда не перестану тебя любить, Николас, но и смириться не могу.
Она взглянула на Брюса.
— Я прошу тебя больше не приезжать. Он мой сын, а это мой дом. Я это заслужила. Чем бы вы там ни занимались, я этого видеть не хочу. И слышать про это не хочу. Не хочу знать, что ты вообще есть в жизни моего сына. — Она повернулась к Нику. — Ты мой сын. Мой малыш. Я тебя не потеряю. Я не отвернусь от тебя, но я по-прежнему твоя мать и заслуживаю уважения. Если ты хоть немного меня любишь, тогда, приезжая сюда или к сестрам, сделай вид, что его нет в твоей жизни. Я хочу своего сына, своего Ника, а про него ничего знать не хочу. — И мягче добавила: — Не хочу потерять своего мальчика.
Ник закрыл глаза, боль прошила грудь. Голос матери звучал разбито. Растерянно и разбито. Он знал, что она его любила. Но и с Брюсом так поступить не мог. Это неправильно. Ник хотел сказать «нет», что он не согласен, но Брюс сжал его ногу и остановил, а потом заговорил сам:
— Да, мэм. Мы уважаем ваше мнение.
Мать вышла из комнаты.
— Брюс...
— Она так хочет. Она имеет право на эту просьбу. А у меня нет права врываться в ее жизнь. Ты хочешь, чтобы я был рядом, и я рядом. Она твоя мать, Ник. Я тебя знаю. Потеряв ее, ты умрешь. Умрут наши отношения. Мы справимся. Ничего страшного тут нет. Мы и
