Она взяла еще стакан чая, уже третий… по воскресеньям столовая балует их улуном… и соевый творог должен быть, но вместо него — рис с капустой и запеканка непонятно с чем… Если он не появится до половины десятого, это значит… что он не успеет на десятичасовой паром… Получается, что он ушел рано, позавтракал где-то еще и собирается уехать, не заходя в общежитие… В десять он будет на пристани, придется пойти туда. Если, конечно, он не уехал еще раньше, например, восьмичасовым… но зачем?! Что ему делать в Ханькоу столько времени? Ладно… она подождет еще немного и сходит к парому… но если… если вдруг он уехал раньше, то, чтобы встретиться с ним в Ханькоу в одиннадцать, ей придется самой сесть на этот паром… Черт! Она же оставила в театре свое платье! Синее шерстяное платье, хотела погладить его с утра, вот же невезенье… совершенно о нем забыла, и не удивительно… В чем же ей теперь идти… придется в зеленом костюме, но там распоролся боковой шов, к тому же надо отпаривать лацканы… нет! На костюм надо потратить не меньше двух часов, лучше зайти за платьем… Но куда же он все-таки делся? Вечером его видели, не мог же он ночью уйти…
* * *
Васильков уронил часы. Они незаметно соскользнули с запястья, вот невезение! Могло бы и обойтись, но надо же им было попасть стеклом как раз на маленький острый камень, торчащий из тротуара… бедный «Полет». Стекло разлетелось вдребезги, а стрелки остановились на девяти тридцати, придется теперь довериться внутренним часам… Заворачивая часы в носовой платок, он вспомнил, что эти часы — несостоявшийся подарок Сян Ли-саню… и те часы, что носят Котов, Таранов и Денисенко, — тоже несостоявшиеся подарки китайским товарищам. Впервые приехав в Китай в пятьдесят пятом, все они привезли часы на подарки… что может быть лучше? Выгравировал в мастерской надпись «товарищу такому-то на долгую память…» и дари по любому поводу. А оказалось, что часы дарить неприлично… да уж, чужая страна — потемки. Это Вей-дин им открыла глаза… слово «часы» и слово «смерть» звучат одинаково, хоть и по-разному пишутся… Поэтому дарить «чжун» — все равно что желать смерти… в столе у него таких «Полетов» еще штук пять лежит…
Васильков не ошибся — возле театра спокойно… шум с других улиц доносился, конечно… но сама улочка была абсолютно пуста. Сумасшедший дом, ей-богу… по городу уже не пройти, кругом эти печи… печурочки, и с каждым днем их все больше и больше… прямо как грибы. А по выходным уличные комитеты особенно свирепствуют, утром в Учане он наблюдал, как они срывали с калиток железные замки… Интересно, выйдет она пораньше или нет… и сколько времени прошло с тех пор, как он угробил часы… минут десять, наверное…
Васильков в очередной раз прошел мимо здания театра… но вдруг услышал позади себя какой-то шум и, обернувшись, увидел, как театра, из распахнутых настежь дверей, несколько человек с трудом выволакивали штуковину нешуточного размера… хотя совершенно непонятного вида. Наконец им удалось… но на этом дело не закончилось — с невыносимо-привычным скрежетом и лязгом комсомольцы вытаскивали из театра разное… тачку на кривых колесах, доверху нагруженную любимым стариковым «хламом»: керосинками, весами, тазиками, кастрюлями… когда тачка протарахтела мимо Василькова, из нее выпал древнего вида компас… следом волокли этажерку, за ней — лестницу вроде пожарной… один тащил на спине старый радиатор… другой прижимал к животу сразу несколько вещей, самой крупной из которых был примус… двое мальчишек, согнувшись пополам, осиливали рельсину…
А исход все продолжался… сколько же их там, внутри?! Уже и театры стали грабить… Васильков остолбенело смотрел на этот нескончаемый парад… Мимо него пронесли: кровать целиком… спинки от кроватей… каркас от стола… какие-то угловые конструкции… мешки неизвестно с чем… Но ведь там же Сян-цзэ! О господи… а вдруг она вмешалась?! Если они ворвались у нее на глазах, она могла… Черт, черт! Надо ж ей было остаться сегодня… Не теряя больше ни секунды, Васильков направился к дверям…
* * *
Объявление у кассы гласило:
Внимание! Начиная с 13.04.1958 года
по всем выходным и праздничным дням
паром Учан — Ханькоу
отменяется — в 10.00; 14.00; 18.00; 22.00
паром будет — в 6.00; 8.00; 12.00; 16.00; 20.00; 23.45.
Множество людей недоуменно толклось около пристани… а возле кассы просто столпотворение… вот новость! Наверняка вчера он случайно узнал и решил ехать восьмичасовым… поэтому и спать улегся так рано… От сердца отлегло… это странное беспокойство уже начинало ее раздражать. Старик всегда любил подцепить кого-нибудь на крючок, но вот с ее стороны… так глупо было заглатывать наживку…
Пробираясь назад сквозь толпу растерянно галдящего народа, переступая через тюки, обходя спящих на поклаже детишек, Сян-цзэ действительно почувствовала облегчение. Ей надо было остаться вчера у Юнь-цяо и не обращать внимания на его выходки… обиделась! А Сяо как всегда оказался прав… да… к сожалению, все по-прежнему. Что бы она там про себя ни выдумывала, те же детские страхи, обидчивость… неуверенность… ничего в ней не меняется, только возраст… вот что он хотел ей… ай! Задумавшись, она чуть было не наткнулась на торчащую из корзины шею гуся. Злобно зашипев, гусь уже изготовился цапнуть Сян-цзэ красным клювом… но, к счастью, она успела отскочить… а куда бы он укусил? За нос, наверное, или за грудь, или в шею… кошмар. Да… она опять не выдержала экзамен… это неприятно… конечно, если долго гладить по шерстке, а потом вдруг против… а еще сразу после кладбища…
Мне кажется, что я такая невозмутимая, рассудительная… держу себя в руках, а сама обросла уже по уши… это ведь не я про шерсть… это он говорил когда-то… ну да, точно! Про шерсть эмоций. Что она быстро растет… и надо ее сбривать… а лучше сразу облысеть, тогда можно гладить в любую сторону — будет только приятно… ну да. Подождал, пока я все забуду, и устроил мне… сначала назвал глупой курицей, меня это задело… а его раззадорило. Да, задним умом оно, конечно… так, ладно. Разминулись и ладно… зато успею принять душ и приведу в порядок зеленый костюм…
* * *
Что надо этому козлу, вот чего он там расселся? Но Юнь-цяо делает вид, что ей наплевать… зачем она его дразнит? А она и не дразнит, просто ей надо понять, сколько шагов от правой кулисы до того места, где будет лежать Цзы-мин… это неплохая идея, сделала один шаг — пропела несколько строф, другой — еще… и так разбить всю песню… только надо на равные части, да! Надо будет сказать деду… и последнее пропеть вот тут… да, где-то здесь, ближе не надо, а потом быстро подбежать к нему и упасть на колени перед лежанкой… так, еще раз попробуем… Бедная иволга в утренний час плачет, как будто со мной… Двери открою — только и вижу: травы роскошно густеют… Так… кажется, слишком большие шаги… Ветер восточный утих понемногу, замерло все во дворе… Тысячи-тысячи ивовых веток — к западу все протянулись… может быть надо руки к нему в этот момент…
