Затем Рейн делает шаг в сторону, принимая мое молчание за подтверждение, и тут его внимание привлекает моя постройка.
— Какого хрена? — спрашивает он, хмуря брови. — Ты вот это хотел мне показать?
Я скольжу языком по своей нижней губе и киваю, делая шаг к Кирану и сжимая его футболку в кулаке.
— Да, именно. А теперь, детка, раз уж, похоже, твой слух лучше… — Я замолкаю с дразнящей улыбкой. Потом провожу языком по подбородку Рейна, одновременно обхватывая ладонью его стояк под штанами, и шепчу ему в губы: — Залезай в гребаный форт.
Глава двадцать шестая
Киран
День двадцать пятый
Новый Год
Фрагменты кошмара вырывают меня из сна, и когда я отрываю глаза, то ощущаю себя дезориентированным. Мое зрение затуманено, но даже сейчас я могу сказать, что нахожусь не в постели Ривера.
Ах, ну да.
Форт из одеял.
Я напрягаюсь. У меня не было кошмаров с той самой ночи, как я лег спать в комнате Рива. Видимо, мой разум умолял о капле покоя. После этого мы каждую ночь проводили вместе. И по какой-то неведомой причине кошмары не приходили.
Как будто демоны не могли меня найти, когда Рив находился рядом.
К горлу поступает чувство вины. Я думаю о тех ночах, когда своими воплями не давал Риверу спать.
Он был так ко мне добр, хотя я не заслуживаю его доброты.
Перекатываясь на бок, я молюсь всем Богам, чтобы те не дали Риверу проснуться, пока я сражаюсь с воспоминаниями, которые преследуют меня даже во сне. На улице еще темно, а значит, наверняка, прошло всего пару часов, с тех пор, как мы уснули. Возможно, сейчас часа три или начало четвёртого. Но даже в темноте ночи, я, как правило, вижу или слышу Рива. Он как яркое пятно в моей мрачной реальности. Успокаивающая мелодия в моем безмолвном мире.
Рив просто существует на другой частоте.
Протянув руку, я нахожу одеяла рядом с собой пустыми, но теплыми.
— Рив? — зову я его.
Мой голос хриплый, и я надеюсь, что он такой не из-за криков во сне.
— Я здесь, — шепчет Ривер у входа в наш временный форт.
Я поднимаю голову и вижу его темную фигуру, сидящую на корточках в одном нижнем белье. Подползая ближе, я быстро прижимаюсь к нему, наслаждаясь теплом и покоем, которые мне дарит его тело, когда Ривер обнимает меня в ответ. Твердые мышцы прижимаются к моим, и я провожу пальцами по его прессу, прослеживая каждую ямку.
Благодаря ощущению комфорта и неги, курсирующих между нами, мое бешенное сердцебиение начинает постепенно снижаться. Все потому, что Ривер здесь, обнимает меня, оберегает даже от самого себя. Ощущение, без которого я больше не представляю свою жизнь.
И этот факт пугает меня до смерти.
В какой-то момент Ривер стал для меня необходимостью, хотя никогда не должен был быть кем-то, кроме врага.
— Куда ты ходил?
— Почистить зубы, потому что я был немного занят перед тем, как мы легли спать, и забыл, — бормочет он, касаясь губами моего лба.
— Так поздно?
На мгновение Ривер замолкает:
— Ага. Ты вроде как разбудил меня, — медленно произносит он. — Но все в порядке. Я не против.
Как я и боялся.
— Прости, — бормочу я, прижимаясь щекой к его груди.
Между нами воцаряется тишина. Ничего, кроме звуков нашего дыхания и мягких битов музыки, доносящихся с кухни. Как раз в тот момент, когда я думаю, что Рив на мне вырубился, доносится его успокаивающий голос:
— Ты когда-нибудь расскажешь мне, о чем эти кошмары?
Я замираю.
Черт.
Они стали моим несчастьем с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. И преследуют меня из ночи в ночь. Кажется, я могу сосчитать по пальцам, сколько раз спал без них.
Семь ночей без кошмаров были на прошлой неделе, когда я спал в комнате Ривера.
В восемнадцать к моей жизни и снам прибавился новый кошмар. Он начал сниться с той ночи, когда мой друг, Дикон, умер от передозировки кокса, который много лет управлял моей жизнью.
Так что теперь кошмары приходят по очереди, и я никогда не знаю, который из них увижу.
Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах Ривера, чтобы успокоиться.
Свою историю мне довелось рассказать лишь дважды.
Один раз человеку, которому я доверил свою жизнь, но больше не имею отношений.
И еще один — человеку, который предал меня самым ужасным образом.
По какой-то причине я обнаруживаю, что открываю свой рот и душу, чтобы поделиться с Ривером одной из своих самых темных тайн:
— Мне было девять с половиной, когда отчим впервые начал ко мне приставать, — тихо говорю я. Так тихо, что если бы Рив не находился рядом, то ничего бы не услышал. Мои слова утонули бы в звуках «You Found Me», The Fray, слабо играющих из динамика. — Ривер напрягается, обдумывая мои слова, но затем быстро расслабляется, начиная поглаживать пальцами мои волосы. Меня пронзает желание уткнуться носом в его грудь, но если не расскажу сейчас, то никогда этого не сделаю. Поэтому я делаю глубокий вдох и продолжаю: — Сначала это были только руки. Он дрочил мне, а потом заставлял делать то же самое с ним. Было не так уж плохо. Не то чтобы я понимал, что происходит. Впрочем, довольно скоро все изменилось. Отчим хотел большего, какими бы извращенными не считались его желания. Он хотел, чтобы я сосал ему, и наоборот. — Я прикусываю губу, пытаясь сдержать жгучие слезы. — Мне было десять, когда я впервые узнал, какая сперма на вкус.
— Рейн… — начинает Ривер, но я качаю головой, отстраняясь.
Мое движение отвлекает его достаточно, чтобы он позволил мне продолжить:
— Он был вполне удовлетворен этим еще год или около того. Но время шло, и пока отчим сосал мне, то постепенно начал добавлять свои пальцы. Вместе мы узнали, что мне нравится массаж простаты задолго до наступления половой зрелости. То, о чем я не должен был узнать еще ближайшие четыре или пять лет. — Я делаю паузу, чтобы вдохнуть мужской запах цитрусовых и соли, исходящий от Ривера, а он начинает выводить узоры подушечками указательного и среднего пальцев на моем лбу, разглаживая морщинки. Даже в такой момент я не могу не наслаждаться покоем, который дарят мне эти прикосновения. Пусть даже на мгновение. Мое горло сжимается от слов, которые должны последовать дальше. Слова, которые я никогда не смогу забрать назад, после того как они прозвучат. — На двенадцатый день рождения, моим подарком стал анальный секс. Я пытался его остановить. Но мои усилия оказались тщетны, так как в том возрасте я был еще очень мал и ничего не мог сделать. Только просить и умолять. У меня не было ни единого шанса. Отчим нагнул меня, приковал наручниками к изножью их с матерью кровати и грубо трахнул. — Мышца на лице дергается, пока я продолжаю выдавливать слова, пытаясь сосредоточиться на звуке глубокого дыхания Ривера. — Боже, как же мне было больно. Конечно, перед этим он растянул меня пальцами. Но мне было всего двенадцать. А вскоре, может, через неделю или две, отчим заставил меня трахнуть его самого. — Я издаю невеселый смешок. — Это мне нравилось гораздо больше, чем ощущать ублюдка в себе. По крайней мере, я мог трахнуть его также жестко и быстро, чтобы он почувствовал хотя бы каплю боли, которую причинял мне. И знаешь, что? Мне понравилось, как будто ненависти к себе и так было недостаточно. — Мой голос срывается на последних двух словах.
Вот они, мои стыд и горечь. Лежат как на ладони. По крайней мере, те, которыми я готов поделиться.
Риверу не нужно знать о череде девушек, с которыми я спал, когда мне исполнилось четырнадцать, лишь бы только заглушить боль. Ему не нужно знать, что я топил демонов, вызванных этим ублюдком, в таблетках, дури и выпивке, чуть не потеряв стипендию Клемсона. Как и не нужно знать о том, что истинная причина, по которой я сменил университет в середине своей карьеры, заключалась в очередном побеге от реальности. Ему не нужно знать, что за несколько недель до того, как мне предложили этот перевод, я был готов совершить самоубийство и, наконец, сбежать навсегда.
