Его бедра дернулись, он запульсировал и излился в меня.
— Ох, блядь, — выдохнул Уокер мне в плечо, сжимая мои бедра до синяков. Сотрясаясь в оргазме, он простонал мое имя.
Я вздрогнула, мои бедра дрожали вокруг его талии, когда он прижался губами к моему плечу и еще несколько раз вошел в меня.
— Я — твоя, — прошептала я.
Он поднял голову, на его лице отразилось изумление.
— Я — твой, — пообещал он в ответ.
И в этот момент блаженного освобождения мне отчаянно хотелось ему верить.
ГЛАВА 34
Школьный кафетерий, как и в декабре прошлого года, был полон учеников, учителей, родителей и друзей. Все суетились среди столов с выпечкой, которую продавали ученики и их семьи. В прошлом году я присутствовал здесь из-за Бродана, помогавшего детям репетировать школьный спектакль, а я работал его личной охраной. Теперь же я хотел быть здесь ради Слоан и Келли, так что взял выходной, чтобы помочь им разложить все по местам.
Я хмуро смотрел на цены, которые Слоан писала на карточках у каждого испеченного ею изделия.
Только не снова.
Я протянул ладонь, требуя маркер.
— Дай сюда.
Она ухмыльнулась.
— Ты ставишь завышенные цены.
— Женщина, а ты ставишь заниженные цены. Тебе нужно их поднять, как только откроешь свою пекарню. — Я взялся за конец маркера, и она выпустила его с притворным раздраженным вздохом.
— Пекарня — это не распродажа школьной выпечки. — Она уставилась на цену, которую я написал за кексы. — Это вымогательство.
— Ты получаешь то, за что платишь. — Я положил карточку рядом с кексами и перешел к мадленам. — Они покупают не печенье из сухой смеси. Они покупают у чертова профессионального пекаря.
Келли хихикнула рядом со мной.
Слоан откашлялась, и я взглянул на нее, когда она ответила:
— Технически я — не профессиональный пекарь. — От блеска откровенного обожания в ее глазах мне захотелось зацеловать ее до чертиков.
— Если я говорю, что ты — профессиональный пекарь, значит, так и есть.
Уголки ее губ приподнялись в улыбке.
— Властный.
А то ты не знала.
Ее щеки вспыхнули, будто она прочитала выражение моего лица и вспомнила, как позавчера была привязана к моей кровати.
В конечном итоге, мне пришлось признать, что пришло время ослабить мою чрезмерную защиту. Келли отправилась плавать со школьными друзьями, а затем осталась на ночевку. А это означало, что Слоан могла ночевать у меня, но спала она мало.
Она также вернула свою машину, и мы пытались вновь обрести ощущение нормальности.
— Перестаньте строить друг другу глазки и продавайте пирожные, — добродушно поддразнила Келли.
Меня никогда в жизни не обвиняли в том, что я кому-то «строю глазки». Я хмыкнул, что только заставило дочь и мать хихикнуть. Этот звук поднял мне настроение.
Пятнадцать минут спустя это хорошее настроение поставило под угрозу появление Хейдина Барра, отца-одиночки, который попросил номер телефона Слоан. Я знал, что Слоан ответила на его звонок и объяснила, что не может с ним увидеться, так как встречается со мной, но в данный момент мое чувство собственничества обрело собственный разум. Когда мужчина подошел к нашему столику, я обнял одной рукой плечико Келли, а другой — талию Слоан, ясно давая понять, что считаю девочек Хэрроу своими.
Он взглянул на нас и полностью проигнорировал меня.
Ублюдок.
— Выглядит потрясающе, Слоан. — Барр указал на ее столик. — Мне все советовали попробовать твои сладости.
То, как он сказал это, глядя на нее, будто на гребаный торт, который он хотел попробовать, было более чем мудацким поступком, когда я стоял рядом с ними. Я сжал талию Слоан, и она бросила на меня растерянный взгляд, прежде чем подать мудаку кекс.
— Они всегда пользуются популярностью.
Барр порылся в бумажнике и вытащил банкноту в пять фунтов, соответствующую цене, которую я написал на карточке. Слоан с улыбкой взяла деньги, а я все ждал, когда же Барр свалит нахрен.
Но он не спешил. Стоял и глядел на мою женщину, пока ел испеченный ею кекс.
Мне захотелось набить ему морду.
Ревность и чувство собственничества были для меня в новинку.
Вызывали чувство дискомфорта.
Словно ощутив мое напряжение, Келли прильнула ко мне, прижавшись щекой к моему боку. Заставив себя расслабиться, я провел рукой по ее узкому плечику и с нежностью посмотрел на нее.
Она улыбнулась мне, и я почувствовал, как мое напряжение спадает.
Еще кое-что новое, с чем мне пришлось столкнуться, — это наблюдение за языком моего тела рядом с Келли. Я видел, какая она наблюдательная и насколько сильно настроена на взрослых вокруг себя. Ради нее я заставил себя расслабиться.
Когда я поднял глаза, Барр вытирал рот салфеткой, наблюдая за мной и Келли. На его лице, казалось, отразилось понимание, и он бросил взгляд на Слоан.
— Вкусно. Теперь понятно, о чем все говорят.
— Спасибо. — Она улыбнулась ему, но совсем не той улыбкой, какой обычно одаривала меня.
Барр кивнул и, наконец, встретился со мной взглядом. Вздернув подбородок, он пробормотал:
— Счастливчик.
Я смотрел ему вслед, когда он возвращался к своему столику, где стоял его сын с пожилой женщиной.
— Проверю, как там Льюис и его мама. — Келли отстранилась от меня с милой улыбкой и направилась через зал к столику Риган, Льюиса и Эйлид.
Слоан повернулась спиной ко всем присутствующим, скрестила руки на груди, прислонилась к столику и уставилась на меня с невеселой улыбкой.
— Даже лучшие из мужчин — пещерные люди.
Все еще испытывая неловкость из-за желания зарычать на любого ублюдка, который хотя бы посмотрит на нее, я опустил голову, признаваясь:
— Я пытаюсь.
— Знаю.
Она сжала пальцами край стола. Ее волосы были заплетены в свободную косу, перекинутую через плечо, на ней было платье с длинными рукавами в ее любимом стиле. Зелень ткани делала ее волосы светлее, кожу более смуглой, а глаза насыщенно карими. Если раньше я замечал в ней все, то теперь моя наблюдательность перешла на более высокий уровень. Можно подумать, все должно было бы быть наоборот. Ее пребывание в моей постели притупит все чувства.
Но они лишь обострились.
Слоан изучала меня с задумчивым видом.
— Уокер… ты должен понять, что тебе нет нужды ревновать. Никто, кроме тебя, не вызывает во мне таких чувств. Ни одного мужчину я не хотела так, как хочу тебя. И я знаю, что никогда не захочу.
Вена на моей шее запульсировала быстрее, и я сжал руки в кулаки, чтобы не потянуться к ней. Не дать себе волю утащить ее из школьного кафетерия в ближайшую комнату и не погрузиться в нее.
— В ту ночь на моей кухне я говорила серьезно. Я — вся твоя.
Меня охватило ликование, и я с трудом сглотнул ком эмоций.
— Я тоже говорил серьезно. Я — твой, — прохрипел я.
Глаза Слоан заволокла тень печали.
— Мой ли?
Вопрос, тон были как удар под дых.
— Ох, вы только посмотрите на все эти вкусности, — прервала нас женщина, рассматривающая выпечку Слоан.
Слоан отвернулась от меня, и от ее меланхоличного вопроса и неверия в голосе меня охватило беспокойство. Беспокойство, граничащее с паникой. Нет. Не так. Это была самая настоящая паника. Во мне все сильнее закипало негодование, пока Слоан окружали люди, покупающие ее выпечку. Я еще ни разу не говорил женщине, что я — ее. Никогда. Наконец, я это сделал, а она мне не поверила?
В заднем кармане джинсов завибрировал мой телефон, и когда я вытащил его и увидел на экране имя моего друга Салли, то воспользовался возможностью установить необходимую мне дистанцию со Слоан, чтобы пережить приступ бешенства.
— Мне нужно ответить, — бросил я ей, проходя мимо.
Я почувствовал на себе ее взгляд, но вышел из зала, прижимая телефон к уху, так и не оглянувшись.
