— Твой друг в порядке?
— Да, все еще жив. Некоторые из нашего батальона встречаются каждый год, разбивают лагерь, ловят рыбу и пьют.
— Это ваша терапия?
Он посмотрел на меня, изучая мое лицо.
— Отчасти. Но у меня также есть настоящий психотерапевт.
Удивленная этим признанием, я подняла голову.
— Правда?
Уокер настороженно кивнул, оценивая меня взглядом.
— Рич. Бывший морской пехотинец.
В порыве захлестнувшей меня гордости я протянула руку и погладила его бородатую щеку. Этот здоровенный мачо не был слишком мачо для того, чтобы обратиться за помощью, когда она ему понадобится. Я так привыкла к мальчишкам, притворяющимся мужчинами, что зрелость Уокера сильно волновала.
— Я тобой восхищаюсь. Ты ведь это знаешь, да?
Выражение привязанности смягчило черты его лица.
— Конечно, детка.
Я вздрогнула от нежности его слов и коснулась легким, ласковым поцелуем его груди, а затем снова прижалась к нему. Мои пальцы потянулись к последнему шраму: короткой неровной полосе внизу живота,
— А этот?
Все тело Уокера, казалось, окаменело, и, клянусь, атмосфера вмиг похолодела. Он взял мою руку и убрал ее от шрама. Внезапно я оказалась на боку, прижатая спиной к груди Уокера.
— Поспи немного, — прошептал он мне на ухо.
Ладно, возможно, в некоторых вещах он все еще оставался эмоционально незрелым.
Я заставила себя расслабиться, но заснуть не смогла. Вглядываясь немигающим взором в темноту спальни, я прислушивалась к дыханию Уокера, когда он, в конечном итоге, заснул. Мы впервые проводили ночь вместе. А я даже не могла насладиться этим.
Тот шрам на его животе вызвал ту же реакцию, что и женщина на Принсес-стрит.
Существовали вещи, о которых Уокер не изъявлял желания мне рассказывать, и я не хотела, чтобы это причиняло мне боль… но оно причиняло.
Мужчина знал обо мне все.
А я кое-чего о нем не знала, и меня интересовало, впустит ли он меня когда-нибудь. Почему я была первой женщиной, с которой он решил попробовать вступить в серьезные отношения? Что заставляло его оставаться до меня холостяком? Кем была та женщина на улице? Его матерью? Если да, то почему он обращался с ней как с чужой? Откуда взялся этот маленький шрам на его животе? Почему он уезжал на две недели каждый год в один и тот же день? И если я так отличалась от всех женщин, которые были до меня… почему он не говорил об этом со мной?
Почему не впускал меня?
Я задремала на час, но затем снова проснулась. Уокер спал, перевернувшись на спину. Беспокойство не оставляло меня, отчего пальцы ног сводило. Желая чем-то себя занять, я соскользнула с кровати и тихонько нащупала в темноте халат. Ночью в коттедже было холодно, поэтому я накинула халат и осторожно выдвинула ящик, чтобы взять носки. Я затаила дыхание, надеясь, что не разбужу Уокера, но он даже не пошевелился.
Выйдя из спальни, я спустилась вниз и включила на кухне свет. Не имея возможности воспользоваться новым шикарным электрическим миксером, дабы не создавать шума, я с удовольствием замесила тесто для шоколадного торта вручную. Пока бисквит выпекался, я растопила шоколад для масляного крема. Сняв его с огня, я выключила плиту и, прислонясь к раковине с миской у живота, растирала оставшиеся комочки, стараясь не думать о мужчине, лежащем наверху в моей постели.
В этот момент раздался скрип ступеньки, и я подняла голову. Через несколько секунд в дверях кухни появился Уокер в одних джинсах. Он был таким высоким, что макушкой доставал верха дверного косяка. Прислонившись к нему, он скрестил руки на голой груди, и я тщетно пыталась не глазеть на него.
— Что случилось? — спросил он хриплым ото сна голосом.
— Ничего. — Я оттолкнулась от стойки. — Не могу уснуть.
Чувствуя себя обнаженной под его проницательным, вопрошающим взглядом, я подняла деревянную ложку.
— Хочешь облизать?
Уокер оттолкнулся от косяка и пересек комнату. Остановившись, он обхватил мое запястье и поднес ложку ко рту. У меня перехватило дыхание от интенсивности его взгляда, пока он слизывал шоколад.
Покалывание от пробудившегося желания переросло в полноценную пульсацию.
— Вкусно? — выдохнула я.
Он медленно кивнул, не отпуская моего запястья.
— Я должна… должна закончить масляный крем. Торт в духовке.
Уокер отпустил меня, но только для того, чтобы наклониться и выключить духовку.
Я нахмурилась, но он взял миску у меня из рук и поставил на столешницу.
— У меня есть для него лучшее применение.
Он прижал руку к моему животу и мягко подтолкнул обратно к стойке.
— Уокер? — Моя грудь вздымалась и опадала от растерянности и предвкушения.
Не говоря ни слова и не прерывая зрительного контакта, он развязал пояс моего халата и скинул его с плеч, так что он упал на пол. А затем спустил вниз мою ночную рубашку, пока та не обвилась вокруг моих бедер. От прохладного воздуха обнаженные груди покалывало, а соски превратились в твердые горошинки.
Уокер открыл ящик со столовыми приборами, достал маленькую ложку и окунул ее в уже остывший растопленный шоколад. Понимание заставило меня ахнуть за секунды до того, как струйка шоколада полилась мне на соски. Ощущая то, как он стекает по моему животу, я втянула в себя воздух.
Уокер опустился на корточки и взял мой сосок в рот. Тепло его рта, сосущего и слизывающего шоколад, пустило искры по животу к вершине бедер. Подавив крик, я схватила Уокера за плечи, впиваясь пальцами в теплые твердые мышцы, и его рот занялся другой грудью. Когда мои груди набухли и запульсировали, он скользнул губами вниз по моему животу, слизывая остатки шоколада.
Я захныкала, когда его язык коснулся нижней части моего живота, и этот звук, казалось, прервал натиск терпеливого обольщения Уокера. Внезапно он сорвал с моих бедер ночную рубашку, и я услышала его резкий вздох при виде меня без нижнего белья.
Он дернул мое правое бедро вверх и закинул себе на плечо, и мне пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть, в то время как он уткнулся лицом между моих ног и принялся пировать. Я прикусила губу, сдерживая стоны и крики, выгибаясь под талантливым языком Уокера.
— Трахни меня, — выдохнула я, зная, какое влияние оказывает на него это слово, сорвавшееся с моих губ.
Его хватка на моем бедре усилилась, вероятно, оставляя синяки, и он поднял голову, чтобы посмотреть на меня.
— Нужен презерватив.
— Я на таблетках, — напомнила я.
Со вспыхнувшим в глазах огнем он встал, поднял меня на руки и пересек кухню, усаживая меня на маленький столик в углу. Бушующее пламя отчаянного желания пронзила мое тело, когда он закрыл дверь, чтобы заглушить любой шум, который мы могли издать.
Как только Уокер вернулся, он спустил с себя джинсы, раздвинул мои ноги, обвил их вокруг своих бедер и резко ворвался в меня.
Подавляющая полнота была идеальной.
Я обняла его за спину, выгибаясь под толчками. Он оскалил зубы, следя пылающим взглядом за тем, как моя грудь трясется и вздрагивает при каждом движении.
— Блядь, посмотри на себя, — прохрипел он.
— Сильнее, — выдохнула я, откинув голову назад под звуки ударов стола о стену.
— Глаза на меня, — потребовал он.
Я подняла голову, чуть приоткрыв глаза.
На лице Уокера отражалось такое сексуальное напряжение, что у меня перехватило дыхание, а когда он врезался в меня еще глубже и сильнее, мне пришлось прикусить губу, чтобы подавить крик.
Мои бедра дрожали от напряжения, а руки болели от сопротивления его мощным толчкам. Ничто другое не имело значения. Все мои беспокойства и неуверенность стерлись под его властным и всеобъемлющим желанием.
— Ты — моя, — прорычал он, когда его бедра врезались в мои. — Я — твой, а ты — моя. Скажи это, Слоан. Ты — моя.
Пронзивший меня оргазм, осветил веки, словно от взрыва чертовых фейерверков. Мои внутренние мышцы сильно сжали Уокера, пульсируя вокруг него в сладострастных спазмах, которые заставили его рухнуть на меня, уткнувшись лбом мне в плечо, когда мой оргазм вытянул его собственное освобождение.
