Который будет любить меня даже тогда, когда ему захочется меня задушить. Который никогда не перестанет бороться, потому что то, что у нас есть, стоит нескольких сердитых слов.
— Я тоже не хочу расставаться, — прошептала я.
— Эй. — Его большие пальцы поймали две слезинки, которые вырвались наружу. — Ты не можешь плакать, Уинн. Это разрушает меня. Не плачь, малышка.
Я шмыгнула, убирая жжение в носу.
— Просто это были несколько долгих и тяжелых дней.
— Положись на меня. — Он поцеловал мой лоб, а затем снова обнял меня, сжав так крепко, что если бы мои колени подкосились, я бы не упала ни на дюйм.
Я прислонилась к нему.
И впервые за долгое время я знала, что мужчина, крепко держащий меня, не даст мне упасть.
— Что смешного? — спросил я.
Уинн сдерживала хихиканье с тех пор, как мы вышли из продуктового магазина.
— Ничего.
Подергивание уголка ее рта говорило об обратном.
— Малышка. Выкладывай.
— Я просто никогда не ездила в твоем пикапе.
— Ладно, — пробурчал я, притормаживая перед своим домом. — Почему это смешно?
— Потому что он грязный. — Ее красивый смех вырвался наружу. — Ты самый аккуратный и опрятный человек, которого я когда-либо встречала. Если я оставляю крошки на столе, ты их убираешь. Я никогда не видела, чтобы твои корзины были переполнены грязной одеждой. Когда ты бреешься, нет ни одной волосинки, которую ты не смыл бы в канализацию. Но этот пикап…
Я пожал плечами.
— Это пикап для ранчо.
Содержать его в чистоте было практически невозможно. Работа в грязи весь день означала, что я неизбежно занесу ее на своих сапогах. То же самое происходило с соломой и сеном. И большую часть времени я предпочитал опускать окна, а не пользоваться кондиционером, так что пыль была само собой разумеющейся.
— Мне нравится, что здесь грязно. — Она отстегнула ремень безопасности и наклонилась через консоль, целуя нижнюю часть моей челюсти. — Это делает тебя реальным.
— Я настолько реален, насколько это возможно для тебя, Уинслоу. — Я заправил прядь волос ей за ухо.
Ее темно-синие глаза смягчились, и она прислонилась щекой к моей ладони.
Никто из нас не двигался. Мы просто сидели там, соприкасаясь, не сводя глаз друг с друга, впитывая этот тихий момент.
В последние две недели спокойных моментов было мало.
За это время тема Бриггса в основном обходилась стороной. Для нас обоих это была больная тема.
Уинн сделала то, что должна была сделать. Она была права, поставив меня на место. Мама и папа тоже встали на ее сторону. Да, они вызвали адвоката, но ни один из них не осудил ее за то, что она задала Бриггсу несколько вопросов.
С тех пор она провела некоторое время в походах вокруг хребта Индиго и по тропам, которые вели с утеса к хижине Бриггса. Она всегда сначала спрашивала меня, оказывая мне такое же уважение, как и любому другому владельцу земли. В остальном она занималась своими делами, а я сосредоточился на ранчо.
Мы были в самом разгаре летнего сенокоса. Валки и пресс-подборщики работали от рассвета до заката. Конец июля всегда был суматошным временем. Мы постоянно перегоняли стада скота с одного пастбища на другое, чтобы не допустить перевыпаса травы в эти жаркие летние дни. Сорняки нужно было опрыскивать. Оборудование чинить. Один из наших тракторов сломался в начале недели, и я провел большую часть двух дней с нашим механиком, оба мы были измазаны маслом, пытаясь починить его.
К тому времени, когда я каждый вечер добирался домой, я уже не мог стоять на ногах.
Уинн была занята на станции и проводила время с Кови. Она уходила каждое утро, и ежедневное беспокойство о ней становилось основным течением дня. Работа помогала отвлечься, но я не мог по-настоящему вздохнуть, пока она не была здесь. Под моей крышей. В моей постели.
Мне нравилось, что мой дом становился ее домом. Несколько ночей на этой неделе она приходила домой раньше меня. Я заставал ее внутри, обувь была брошена у двери, она одета в одну из моих футболок, а форма обычно валялась на полу рядом с корзиной для белья, а не в ней. Однажды вечером она сидела на крыльце и пила вино.
Скорее рано, чем поздно, я хотел, чтобы это было ее единственным убежищем. Учитывая, что остальная мебель уже прибыла в ее дом в городе, но она еще не распаковала ее, я воспринял это как хороший знак.
— Нам лучше занести эти продукты в дом, — сказала она.
— Да.
Она наклонилась для еще одного поцелуя, а затем вылезла.
Я встретил ее у задней двери, открыв ее. Пока она накидывала полиэтиленовые пакеты на предплечья, я сделал то же самое, после чего последовал за ней внутрь. Затем мы вышли за вторым грузом, так как мой холодильник и кладовая были почти пусты.
— Что это? — спросила она, поднимая старый колпак от колеса, который Матео нашел несколько недель назад.
— Мусор. Помнишь место, которое я купил у хребта Индиго, через дорогу?
— Да. — Она провела пальцем по слову «Jeep», вдавленному в металл.
— У того парня было около миллиона старых машин, припаркованных повсюду. Матео нашел это вдоль дороги, ведущей к хребту. Думаю, я до конца жизни буду находить ржавые детали то тут, то там.
— Ах. — Она бросила его поглубже в багажник пикапа, прежде чем взять последний пакет.
Мы вместе работали на кухне над разгрузкой пакетов. Все было просто. Скучно и уныло. Но что-то в совместном походе в продуктовый магазин, в толкании тележки туда-сюда по проходам, в движении в тандеме по кухне, заставило меня влюбиться в нее еще больше.
Может быть, потому что мне показалось, что это место ждало ее все это время.
— Мы купили всю эту еду. — Она стояла у открытого холодильника. — И я понятия не имею, что мне хочется съесть на ужин.
Я хихикнул.
— Стейк с картошкой? Я могу приготовить на гриле.
— Отлично. Что я могу сделать?
— Поцелуй повара.
Она закрыла холодильник и подошла к столу, где я стоял, прижавшись к моей груди. Ее руки обвились вокруг моей талии, проникая под подол моей рубашки. Как только ее ладони сомкнулись на голой коже моей спины, мои губы оказался на ее губах. Наши языки сражались в этой восхитительной войне.
За несколько секунд до того, как сорвать с нее рубашку, я замер, услышав, как открылась входная дверь.
— Гриффин, если твой член на свободе, это твое пятисекундное предупреждение убрать его до прихода
