сжимая голубков, а после разрыдалась в грудь Андрея. Никто из гостей не понял, что произошло.
— Я была права, — шепотом заявила я Богдану, который сидел в этот момент с каменной рожей,
— у Доминики есть шанс. Что думает насчет этого Богдан Алексеевич?
— Богдан Алексеевич растерян, — сердито ответил Мне Богдан и нервно поправил галстук под воротом рубашки, — и зол.
— На кого?
— На себя, — сжал кулак под столом.
Затем Света вскочила в слезах со своего места и побежала за курьером.
Притащила его обратно под недоуменными взглядами гостей, которые продолжали гадать, что, блин, происходить.
Света приказала отрезать и красиво упаковать большой кусок свадебного торта, накидала фруктов в пакет и отправила курьера обратно к Доминике с гостинцами.
— Мне все это не нравится, — подытожил Богдан, — но иначе, похоже, никак?
— Мы можем все еще развестись, чтобы ты так не страдал, но… — я усмехнулась, — мне кажется, уже поздно. Детки приняли друг друга.
— И ты не ревнуешь? Она напоминание…
— Он девочка, которая хочет любить и быть любимой, — тихо пояснила я и украдкой вытерла слезу с щеки. — И у нее теперь есть этот шанс.
— Ты опять меня караулишь по углам, — говорю я, когда со мной тихим и ровным шагом равняется Доминика.
Поправляет шляпу на голову и вздыхает:
— Ничо я не караулила.
— Я тебя и вчера видела, если что.
— Это была не я.
— Ты можешь прийти в гости, и мы выпьем по чашке чая, как культурные люди, — кошусь на нее.
— Не можем.
— Можно подгадать время, когда Богдана Алексеевича не будет дома…
— Я поступила, — перебивает меня Доминика. — В Москву.
Я останавливаюсь и медленно разворачиваюсь к Доминике, которая торопливо надевает на нос солнцезащитные очки, чтобы спрятаться за ними.
— В МГУ, — небрежно фыркает она. — Грант, общежитие, и все такое…
Кривит губы.
— Ух-ты… — удивленно шепчу я.
Наверное, за это стоит поблагодарить Аркашу, который натаскивал младшую сестру к экзаменам и передал ей “по наследству” нескольких репетиторов.
— Ты Аркаше сказала? — спрашиваю. — Свете?
— Скажу, — кивает и смотрит в сторону. — Так что, пусть Богдан Алексеевич выдыхает. На учебу у него деньги не возьму.
Не назовет она его отцом. Даже под пытками.
— Ну, самостоятельность — дело хорошее, — медленно киваю я, — но никто не запретит Богдану
Алексеевичу за тобой присматривать.
Богдан исправно обеспечивал Доминике частную школу, репетиторов, кружки, одежду-еду, и периодически пытается под зовом совести наладить отношения с дочерью, но ничего не выходит.
Она признала Аркашу, Свету и даже меня с мелким Василием, но не Богдана. Ее упрямством заинтересовался Алексей Романович, который решил, что явится к внучке, как патриарх, и все разрулит, но получил четкое “пошел в жопу, старый козел”
‘Алексей Романович был впечатлен и попытался манипулировать завещанием, но опять был послан четко и громко.
Это его возмутило, и он пришел обсудить с Богданом сквернословие Доминики, но получил в ответ лишь тяжелый и долгий вздох:
— Мы оба с тобой сидим в жопе, пап.
— Ох если бы я ее воспитывал…
— Но вы ее не воспитывали, — вмешалась я со смешком, наслаждайтесь.
— Люба, ты на чьей стороне? — поинтересовался свекр.
— На стороне правды.
Доминика опять поправляет шляпу и спрашивает:
— Ты за Васькой?
— Прогуляешься со мной?
— Только нянчится я не буду с ним.
— Ладно, — смеюсь, — прогуляемся. Покушаем мороженое.
Теперь Света родила девочку Лизоньку, и только ее Доминика согласилась немного понянчить на руках. Потом она расплакалась и спряталась на балконе. Я пошла за ней, и она, сидя на корточках, призналась, что завидует Лизе, потому что у нее будет папа.
А я пообещала, что она встретит однажды хорошего мужчину, который станет хорошим папой ее детям.
Она мне поверила. И я буду права, потому что через пять лет она выйдет замуж за амбициозного программиста, и останется жить в Москве. Они родят двух деток — Мальчика Савелия, и девочку
Машу.
Богдана она, как и обещала, не пригласит на свадьбу и не станет отправлять фотографии детей.
Но она его простит. Однажды это случится, и в этот день Богдан придет ко мне, сядет у моих ног и уткнется лбом в колени.
И от прощения взрослой женщины, которой он так и не смог стать отцом, ему будет больно. Очень больно. Злость и обиду легче принять, чем тихое “я тебя прощаю и зла больше не держу”.
Кристина после того, как Доминика уехала в Москву, продала квартиру, машину и вытащила со счетов накопленные за долгие годы содержания деньги, и свалила в Турцию искать приключений.
И найдет.
Опять купится на деньги и станет второй женой какого-то араба, который на самом деле гол как сокол. Доминика будет ее уговаривать одуматься, но ее пошлют в пешее эротическое, потому что мама будут поумнее дочи.
Живет теперь в жаре, нищете и для семьи ее “мужа” — она только бесплатная прислуга.
Мои родители стали жить скромнее. Переехали из частного дома в небольшую квартиру у железнодорожного вокзала. Отец уволился и фирмы Богдана и устроился управляющим в скромную риелторскую контору, а мама пошла к нему — риелтором. Их хитрость и изворотливость очень пригодилась им в продажах квартир. Не шикуют, конечно, но не голодают. Долгое время отказывались общаться, но в один из летних дней пришли мириться. Помирились, но отношения наши перестали быть глупыми и наивными. Я знаю, что они умеют лгать, а они в курсе, что теперь я на это не куплюсь.
Аркаша заморский университет не закончит. Решительно вернется после третьего курса и скажет:
— Надоело быть заучкой. Хочу работать. Да и стремно там без вас.
Богдан поворчит, но примет решения сына, а после загрузит его так, как однажды это сделал его отец.
— Хотел работать? Работай!
— Вот и буду работать! Чо разорался?
