— Да! — закричала я.
— Илона?
Чтоб ты сдох!
— Кто же еще? — спросила я злобно.
— Как прошел вчерашний день?
— Лучше не бывает.
— Прекрасно! — ответил наниматель. — Сиди дома, сейчас я буду…
Он прибыл через двадцать минут. По-хозяйски оттеснил меня от двери, миновал коридор и уселся в кресле гостиной.
Не снимая обуви, разумеется.
— Ну? — осведомился юниор.
«Баранки гну!» — хотела ответить я, но не решилась.
— Лара пригласила меня домой.
— Даже так?!
— Даже так.
— И что?
— Сейфа с компроматом не продемонстрировала, если ты об этом, — сухо сказала я.
— Я не о сейфе! Какая у нее квартира?
Я удивилась:
— А ты что, не знаешь?
— Где мне, грешному? — ответил злобно Никифоров-сын. — Ларка ее купила уже после того, как от меня слиняла.
— Хорошая квартира, — признала я. — Метраж большой. Сто тридцать метров полезной площади.
— Не хило, — пробормотал наниматель себе под нос.
— Да. Правда, квартира пустая. Мебели нет, ремонт не окончен… Сплошные узлы и коробки.
— Да она всю жизнь была неряхой! — наябедничал наниматель. — Дома тоже вечно бардак был. Пришлось домработницу искать. Но это не важно. О чем говорили?
— О пустяках, — ответила я уклончиво.
— А все же?
— О родителях.
— А-а-а, — протянул наниматель. — Понятно. Вы же у нас сиротки. Можно сказать, родственные души…
Почему-то это мысль привела его в восторг, и он противно захихикал.
— Не твое собачье дело! — сказала я, не сдержав эмоций.
— Что-о-о?!
Я промолчала.
— Слушай, ты мне действуешь на нервы, — пожаловался наниматель.
— Ты мне тоже.
— Тогда быстро рассказывай, о чем говорили, и гуляй на все четыре стороны.
Я вкратце передала наш разговор. Наниматель потер подбородок.
— Все прекрасно, — оптимистично проинформировал он меня, вставая.
— Да что ты?
— Да. Лучше и быть не может. Держись в том же духе. Здрасте, до свидания, милое создание… Приходи раз в две недели. Будет звать домой или прогуляться — не отказывайся. Но и не навязывайся особо, Ларка навязчивых не любит.
— По себе знаешь? — не утерпела я.
Наниматель молча развернулся и потопал к двери.
— Слушай, — сказал он, взявшись за ручку. — Ты меня достала. Если еще раз услышу хамский возглас — отправишься в тюрьму изучать социальную справедливость. Не веришь?
Я молчала. Кто его знает, может, и вправду достала…
— Проверь! — посоветовал наниматель и мрачно уставился на меня.
Я молчала. Плохо играть с шестерками против козырей.
— Вот так, — подвел итог Никифоров-младший. Его физиономия оттаяла и стала напоминать морду сытого кота.
— Сиди дома, жди звонка.
Он вышел в коридор и хлопнул дверью. Наверху смутно слышалась Риткина ругань и слабое тявканье собак.
— До свидания! — вежливо сказала я в закрытую дверь.
Кажется, мы приобрели прочную привычку не здороваться и не прощаться. Впрочем, оно и к лучшему. Желать здравия такому подонку мне совершенно не хотелось.
Почти так же, как не хотелось изучать социальную справедливость в российских тюрьмах.
Два дня я провела на диване, поедая шоколадки и деградируя. Настроение было муторное, думать ни о чем не хотелось. Несет куда-то по течению, ну и пусть несет. Мне-то какая разница, вправо плыть или влево…
Не успела я подумать о направлении налево, как тут же зазвонил телефон в прихожей.
«Скорей всего, отпрыск Никифорова-отца, — подумала я вяло. — Проверяет, дома я или нет…»
Телефон не умолкал, и мне пришлось приподняться с дивана.
Сгорбившись, я брела в коридор, а телефон все надрывался, переходя на крещендо.
Я постояла перед аппаратом, посверлила его ненавидящим взглядом.
Не замолчал.
Тогда я схватила трубку и громко выкрикнула в нее:
— Дома я, дома, чтоб ты сгорел! Куда мне идти?
— А позвонить, конечно, нельзя было? — заорала трубка в ответ.
Но заорала не противным тенорком Никифорова-сына, а знакомым мне баритоном Родиона Романовича Раскольникова. Тьфу ты, черт, Седельникова!
Впрочем, голос своего соседа по креслу я узнала с трудом. Мы были не настолько близко знакомы, чтобы он его на меня повышал. Сегодня вот в первый раз сподобилась…
— Родион? — спросила я неуверенно.
— Нет! Фидель Кастро!
— Чего ты ругаешься? — возразила я все так же неуверенно.
— А как еще с тобой после такого разговаривать?
— А что я сделала? — спросила я, словно школьница.
Редька захлебнулся негодованием:
— Ну ты клизма!
— Ты выбирай выражения!
— Я и выбрал! — заверил он меня тоном пониже. — Если бы я сказал то, что думаю…
Он вздохнул.
— Ты бы меня послала на математическую комбинацию, — завершил он ворчливо. — Из икса и игрека…
Я радостно засмеялась. Господи, как же, оказывается, я ждала этого звонка!
— Почему ты не звонила? — спросил Редька хмуро.
— Моя мамочка научила меня, что мужчины не любят навязчивых женщин. И вообще, правильней, если инициатива исходит от них. От вас то есть. А ты почему не звонил?
— Потому, что я позвонил в прошлый раз, — ответил он угрюмо. — Могла бы хоть из вежливости перезвонить. И моя мамочка мне говорила, что девушки, если им хочется продолжать знакомство с молодым человеком, перезванивают сами.
Я расхохоталась, ощущая, как напряжение постепенно отпускает собеседника. Редька ответил мне неуверенным похрюкиваньем.
— Как твои дела? — спросила я радостно.
— Как обычно.
— По-прежнему доволен жизнью?
Он снова скис:
— Не знаю. Я все это время такой злой ходил…
— Почему? — притворилась я, что не понимаю.
— Потому что звонка ждал! — ответил он со злостью.
— Не кипятись! — призвала я его к миру. — Выяснили же все…
Он фыркнул, и я поняла, что пора проявить инициативу:
— Слушай, что ты делаешь сегодня вечером?
— Иду на прогулку с дамой, — ответил он немедленно. И подхалимски уточнил:
— Правильно?
— Ну, более или менее, — милостиво снизошла я. — Просто гуляете или с определенной целью?
— Не знаю. А ты что предлагаешь?
— Может, сходим в театр?
— Так сезон еще не открыт!
— А! Ну да…
Мы снова замолчали.
— А нельзя решить по ходу? — с тревогой предложил Редька. — К примеру, гуляем мы с тобой и по дороге соображаем, чего нам больше хочется. Нет?
— Ну ладно, давай так, — сдалась я.
— Тогда в семь на причале. Идет?
— Идет.
Я положила трубку и вернулась в комнату. Ах, как кружится голова, как голова кружится…
