Я положила трубку и вернулась в комнату. Ах, как кружится голова, как голова кружится…
Неужели ж у меня роман? Да, похоже на то… Интересно, что, у Редьки кончился запас замужних дам?
Мысль была циничной, и я смущенно фыркнула.
Нет, не похоже, чтобы от меня домогался в этом смысле.
В смысле физиологическом.
И не успела я это подумать, как тут же почувствовала себя оскорбленной.
Интересно, а почему это он меня не домогается в смысле физиологическом?! Я, что, ущербная, какая-нибудь?! Не могу мужику понравиться?!
Я свалилась на диван и захохотала, закрыв ладонями покрасневшее лицо.
Вот ведь загадка природы! Все нам не нравится! Тащит мужик в постель — кобель развратный, не тащит — импотент поганый…
Да уж… Не угодишь женщине.
Отсмеявшись, я поднялась с дивана, пошла в спальню и распахнула створки шифоньера.
В прошлый раз на мне было чудное зелененькое платьице. На этот раз придется надеть…
Я зашарила взглядом по сильно располневшим одежным плечикам.
Нет, нет, это тоже нет…
Ага!
И я вытащила наружу бледно-лимонный брючный костюм.
Костюмчик был одновременно элегантным и простым. Прямые брючки со стрелками, изящный пиджак, зауженный по фигуре с длинным рукавом. Ткань тем не менее была легкой, и длинный рукав ничуть не осложнял жизнь в летнюю жару.
Тем более вечером.
Торфяники за Москвой еще тлели, но уже настолько вяло, что дым перестал утром заползать в квартиры москвичей и позволил нормально отсыпаться.
Вечерами становилось заметно прохладней, чем днем. Так что удлиненный рукав очень даже к месту.
Я облачилась в новый костюм и придирчиво оглядела себя в зеркале.
Шик-блеск, красота! Тра-та-та, тра-та-та…
Да, что ни говори, женщину очень красит симпатичная одежка.
Собралась я быстро. На знакомый причал прибыла по дурацкой привычке вовремя, но Редька не подкачал и уже ждал меня с огромным букетом цветов.
— Ну зачем? — умилилась я, протягивая руки. — Неудобно же гулять с таким букетом…
Редька завел руку с букетом за спину. На его лице застыло затравленное выражение.
— Это не тебе.
— Как не мне? — не поняла я. — А кому же?
Редька шумно вздохнул. Вытащил букет из-за спины и с неприязнью осмотрел лютики-цветочки, завернутые в хрустящий целлофан.
— Ты понимаешь, — пустился он в объяснения, — моя мама отдыхает в Гаграх.
— Рада за нее, — ответила в недоумении. При чем тут его мама?
— А у мамы есть подруга.
— Так.
— И эта подруга меня нянчила, когда я был еще маленьким ребеночком…
— Ужас какой…
— Да. И у этой подруги сегодня День рождения.
— Понятно, — ответила я обреченно. Господи, как же я ненавижу культпоходы в гости к незнакомым людям!
Редька с мольбой посмотрел на меня:
— Элька, я тебя просто умоляю!
— Да ладно, ладно, — ответила я ворчливо. — Вкусим и от этого удовольствия, что ж делать…
— Элька!
Редька расцвел. Но тут же вспомнил какой-то отягощающий фактор и снова скис.
— Эль, ты не обидишься, если я тебя представлю как свою девушку? — спросил он опасливо.
Я порозовела:
— А нужно?
— Очень нужно! — ответил он горячо. — Мне Эльвира Давыдовна постоянно каких-то девиц сватает!
— Зачем? — не поняла я.
— Считает, что сам не способен, — сознался Редька.
— А-а-а… Ну и чем ты недоволен?
— Господи, да ты бы их видела, — тихо-тихо прошептал Редька, и его передернуло.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно. Одна, например, любит петь хором…
— Понятно.
Редька споткнулся и посмотрел на меня безнадежным взглядом. Потом махнул рукой, призывая предать забвению его ненужную откровенность, и уточнил:
— Так можно? Побудешь моей девушкой сегодня вечером?
— Только сегодня вечером? — пошутила я, и тут же покраснела.
Шутки на подобную тему никогда не были моей сильной стороной.
Но неожиданно для меня покраснел и Редька.
— Я не против, чтобы не только сегодня, — произнес он с вызовом. И по-моему, сам испугался собственной смелости.
— Ладно, замнем для ясности. Что дарить будем? — уточнила я.
— Ничего.
— Как это?
— Так это. Мама привезет Эльвире какие-нибудь ракушки-песчаники, а мы с тобой передадим ее устное поздравление.
— Тебе не кажется, что это будет выглядеть не совсем прилично? — спросила я нерешительно.
Редька шумно вздохнул и ответил вопросом на вопрос.
— Что можно подарить женщине, у которой все есть?
— А у нее все есть?
— Все! — решительно ответил Редька.
— Муж, семья, здоровье, деньги, дети, счастье в личной жизни? — начала перечислять я, не поверив такому везению.
— Милая, у нее все это есть. И даже внучка в придачу, — уточнил Редька ханжеским голосом.
Но смысл уточнения я поняла немного позже.
Эльвира Давыдовна жила в большом уютном доме на Рублевском шоссе. Сказать, что ты живешь на этом шоссе, все равно, что заполнить налоговую декларацию. Окружающие понимают, что жизнь удалась. Во всяком случае, в материальной ее части.
Впрочем, дом был не слишком мещанским и не стремился поразить воображение гостей своими размерами. Архитектору даже удалось как-то деликатно скрыть часть его квадратных метров, в чем я убедилась позже. Когда разгуливала по дому и поражалась количеству комнат.
Эльвира Давыдовна оказалась приятной пожилой дамой, очень ухоженной и подтянутой, очевидно благодаря частым визитам к хорошему косметологу и хорошему визажисту.
Единственное, что, на мой взгляд, ее портило, — это манеры.
Одна популярная дама-писательница написала в своем романе, что у бабушки героини были «манеры вдовствующей императрицы».
Честно говоря, такая характеристика меня поставила в тупик.
Интересно, как дама себе их представляет?
Разные были вдовствующие императрицы. И манеры у них были разные.
Была, например, одна вдовствующая императрица, которая обожала сидеть в подвале возле саркофага с разлагающимся телом мужа и советоваться с ним о текущих делах.
Ну, такая у нее была манера!
Еще одна, например, легко выходила из себя, визжала, впадала в истерику и лупила придворных дам по щекам.
Была и такая манера.
И почти поголовно все они ненавидели своих невесток и азартно цапались с ними из-за фамильных драгоценностей.
Например, последняя вдовствующая императрица Российская Мария Федоровна.
Поэтому у меня такая литературная подробность вызвала, мягко говоря, удивление.
Нет, я понимаю, что литераторша имела в виду нечто аристократически возвышенное, но честно говоря, я ее заподозрила в сильном историческом невежестве.
