Не знаю, почему так долго. Не может быть, потому что они меня не узнали.
Я распустила волосы и обесцветила их до первоначального платинового блонда, а также сняла очки и контактные линзы. Я даже надела нежно-розовое платье в цветочек и элегантные туфли на высоких каблуках — в образ, по которому меня все меня знают.
Вот так просто Джейн исчезла. Я уничтожила ее, будто ее никогда не существовало.
Я оставила заявление об уходе в отделе кадров и два разных письма Гвен и Крису, в которых извинялась за то, что не была правдива в том, кто я на самом деле, и говорила им, что будет лучше, если они забудут, что когда-либо общались со мной.
Ни то, ни другое не должно было произойти в моей новой жизни, но произошло, и впервые я поняла, что способна завести друзей.
Было больно расставаться с ними, но это ради них.
Это ради лучшего.
Я вернулась туда, где всегда была на своем месте и глупо думала, что могу уйти.
И самое ужасное, что это не единственное, в чем я была так глупа.
Есть еще вера в то, что я могу состоять в нормальных отношениях.
Моя грудь болит при напоминании о нем, Ноксе, человеке, который показал мне весь мир, но я ушла от него с горьким предательством.
Прошел день с тех пор, как он застал меня с Дэниелом и ушел с сердитым хмурым взглядом, который я хотела бы стереть. Всего один день, но он кажется вечностью, словно я не видела его миллиарды лет.
Тот факт, что он так мало думает обо мне, еще больше усугубляет ситуацию, но, надеюсь, со временем он поймет, почему я это делаю.
Ключевое слово — надеюсь.
За воротами появляются два охранника и медленно открывают их со скрипом. Они одеты в черные костюмы, за плечами у них штурмовые винтовки.
Затем кто-то еще проходит через них, но это не охранник. Это высокий бородатый мужчина, который всегда защищал меня с самого детства.
Прошло совсем немного времени с тех пор, как я видела его в последний раз, но он выглядит по-другому, даже немного чудовищно. Не то чтобы он был ангелом, но, наверное, я всегда считала его только старшим братом. Который без колебаний сломал бы кому-то руку и разбил бы лицо другому человеку только за то, что он прикоснулся ко мне, даже случайно.
Но это было до того, как я отвернулась от него и от братства.
— Привет, Владимир, — шепчу я неуверенно.
— Не здоровайся со мной. — у него густой русский акцент и взгляд, который может служить оружием. — Где ты была?
Это значит, что Кирилл и Адриан никому не сказали о моем местонахождении. Это дает мне меньше поводов для беспокойства.
— Где-то поблизости.
— Где-то поблизости это не место.
— Это было важное место. Теперь я могу войти или ты собираешься продолжать допрашивать меня здесь?
Его губы сжимаются, и я уверена, что у него есть миллион других вопросов, которые он все еще хочет задать, но даже он должен понимать, что здесь не место для этого.
— Следуй за мной, — ворчит он, а затем разворачивается, не дожидаясь, сделаю ли я то, что он сказал.
Ноги несут меня внутрь, и сердце сжимается, когда позади раздается эхо металлических ворот.
Это звучит окончательно, будто я подписала сделку с дьяволом и никогда не смогу сбежать.
Охранники становятся позади нас, когда мы входим в главное здание. Сжатие в моей груди усиливается, когда взгляд падает на огромную картину в вестибюле.
Картину, которую папа и мой умерший дядя — предыдущий Пахан — повесили сюда, чтобы каждый гость мог увидеть ее.
Столкновение ангелов и демонов в жестокой битве изображена в мельчайших подробностях. Если присмотреться, можно почувствовать кровь на пальцах и услышать вопли боли в глубине души.
Это косвенное послание, которое дает каждому понять, что его ждет.
Оно призвано вселить уверенность в каждого союзника Братвы и одновременно устрашить их на случай, если они подумают о предательстве.
И я вижу себя на темной стороне картины, того, кто затенен более светлым цветом и не способен победить.
Я убитый демон, лежащий на земле, сжимающий свою грудь и захлебывающийся кровью.
Мои зловещие мысли обрываются, когда Владимир останавливается перед двойными золотыми дверями столовой, где папа проводит свои встречи с лидерами братства.
На эти встречи меня никогда не пускали.
Мой пульс подскакивает, и любое подобие спокойствия рассыпается на миллион кусочков. Значит ли это, что папа поставит меня перед всеми? Включая Адриана и Кирилла?
Черт. Я надеялась сначала поговорить с Адрианом, потому что, если он узнает, что я не выполнила его приказ, он без колебаний воплотит свою угрозу насчет Нокса в жизнь.
Прежде чем я успеваю задохнуться, Владимир открывает дверь, и я замираю.
Потому что на меня ни с того ни с сего набрасываются объятия.
Теплое, мягкое объятие, которое я знаю с пяти лет, когда она пообещала защищать меня.
Моя двоюродная сестра, внучка дяди, Рай, отступает назад, осматривая меня, словно я солдат, вернувшийся с войны.
На ней бежевый брючный костюм, а волосы убраны в элегантную прическу. Она тоже блондинка, но немного темнее, чем я.
Все в Рай темнее, чем во мне. Будь то ее детство или то, насколько она вовлечена в этот мир.
— Ты в порядке? Тебя кто-нибудь обидел? Просто назови мне имя, и я лично прослежу, чтобы они кзнали свое место.
Я сдерживаю улыбку от ее чрезмерной заботы. Она всегда действовала как мой щит против этого мира, но, к сожалению, этого никогда не было достаточно.
— Никто не причинил мне вреда, Рай.
Она впервые фокусирует взгляд на моем лице, хмуря брови.
— Тогда, где ты была?
— Она добровольно сбежала, как она упомянула в той жалкой записке, которую написала перед исчезновением.
Апатия в голосе старшего мужчины превращает мою кровь в лед.
Я смотрю через плечо Рай, и мои глаза встречаются с такими же, как у меня.
Те самые глаза, которые я считала безопасными, когда впервые встретила его.
Сергей Соколов.
Несмотря на то, что его глаза показались мне безопасными в тот первый раз, когда мы встретились с ним в парке, я не хотела уходить с ним, потому что это означало бросить маму.
Однако в тот же день кто-то рассказал отчиму, что видел маму с мужчиной, и он так сильно ее избил, что я больше не могла прятаться под кроватью.
Я порылась в кармане в поисках его номера и позвонила ему. Папа. Я умоляла его о помощи, и он приехал через полчаса.
Но было уже слишком поздно.
Потому что мой отчим все-таки успел забить маму до смерти. Я никогда не забуду сцену, в которую я вошла в ту ночь.
Мамина голова была откинута в сторону, кровь забрызгала стол, а ее слезящиеся глаза смотрели в пустоту.
Мой отчим лежал на спине рядом с ней, между его глазами зияла кровавая дыра.
Посреди этой жуткой сцены стоял папа с пистолетом в руке.
Увидев меня, он спрятал оружие и протянул мне руку. В тот раз я без колебаний взяла ее.
Потому что у меня не было никого, кроме него. Человека, положивший конец кошмару, который представлял собой мой отчим, хотя было уже слишком поздно.
Этот же человек сейчас смотрит на меня ледяными глазами, которые разрывают мою душу. Он намного старше, чем тогда. Его волосы поседели, а вокруг глаз появились морщины.
Но никакое старение не может уничтожить в нем убийцу. Никакие изменения не могут отрицать его силы.
Соколовы рождены для великих дел, говорил он мне, когда я была маленькой, но не думаю, что он имел в виду использование моих навыков для кражи у братства.
Я медленно подхожу к нему и протягиваю руку, чтобы поцеловать ее тыльную сторону так, как все должны приветствовать Пахана, но он отворачивает от меня лицо в знак явного отказа.
Моя дрожащая рука падает на бок, и я сглатываю.
— Тебе нужно кое-что объяснить, — говорит он, не скрывая холода в своем голосе.
