Она не сводит глаз с моей руки. Зажмуривается. Шепчет что-то отцу. Он кивает. Она встаёт и уходит.
Куда?
Точно не на выход. Вещи ее здесь. Мне надо выйти за ней. Поговорить наедине.
Как?
И я решаю обмануть.
Закидываю голову и закрываю глаза.
Соседка по столу опять ойкает. Ко мне подходят друзья отца.
— Есть у вас комната отдыха какая? — встревожено спрашивает отец у мужчины с аптечкой. — Ему нужен отдых. Он после больницы.
— Да, пойдёмте, — отвечает тот.
Мне помогают встать и ведут в какую-то комнатку. Сажают на диван.
Когда все выходят и мы остаёмся с отцом одни, он хватает меня за воротник рубашки и цедит, глядя в глаза:
— Придёшь в себя и убирайся. Не порть мне праздник. Потом с тобой поговорим.
Уходит, хлопнув дверью.
Мне надо и с ним поговорить. Просто необходимо. Но он прав — не сейчас. И не здесь.
Сначала я хочу увидеть Лисенка. Потрогать ее. Убедиться, что это она. Она сотворила все это.
Выхожу из комнаты и иду по полутемному коридору, полагаясь лишь на свою интуицию. Она ведь не ушла из ресторана. Значит, должна быть где-то здесь.
Как бы она не храбрилась, я видел, как тяжело ей было выдерживать мой взгляд.
Иду и заглядываю в приоткрытые комнаты. Ее нигде нет. Неужели, все зря? Отчаяние подбирается в сознание.
И тут из какой-то двери выходит знакомая фигура. Медленно тихо ступает по ковровой дорожке.
Я срываюсь с места и бегу к ней. Хватаю ее за руку, разворачиваю и прижимаю к стене. Сразу же закрываю рот рукой. Смотрю прямо в глаза. В них опять испуг и мольба.
— Я хочу лишь поговорить, — произношу тихо. — Я уберу руку. Не кричи, пожалуйста.
Медленно убираю руку с ее лица. Она молчит.
Не в силах сдержаться, я наклоняюсь к ней и носом провожу по щеке. Втягиваю ее аромат. Подпитываюсь им. Легкие заполняются ее запахом и от этого начинает кружиться голова.
Лисенок отворачивает голову.
— Лисенок, — шепчу я, не в силах оторваться от нее.
Губы сами находят ее рот. И я впиваюсь в него. Как раньше. Как будто не было всех этих дней без нее. От близости ее тела у меня вырывается стон, который гаснет в поцелуе.
Не сразу, но она впускает меня. Закрывает глаза. И под своими руками на ее предплечьях я чувствую, как расслабляется ее тело.
И я тоже закрываю глаза. Потому что не могу справиться с волной наслаждения, накрывающей меня.
Но надо оторваться от нее. Надо поговорить. Но как сложно это сделать. Когда губами ощущаешь нежность и теплоту. И слышишь, как часто бьется сердце. И не только свое.
— Уйдем отсюда, — шепчу я, заставив себя оторваться от нее.
— Нет, Арман, — мотает головой, открыв глаза. — Уходи. Так будет лучше.
— Мне плохо, — признаюсь честно.
— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спрашивает она. — Уже лучше? Тебя врачи отпустили?
— Ты знаешь? — я до последнего думал, что она не знала о том, что я оказался в больнице.
— Когда тебя нашли, там, под мостом, и ты ненадолго пришел в сознание, в бреду ты продиктовал мой номер. Мне позвонили первой.
— Ты? — я ничего этого не помню. — Ты была у меня? В больнице?
Молча кивает.
— Я рассказала Дженабу.
— Дженабу?! — моей выдержки не хватает надолго. — Ты теперь так его называешь? Ты спишь с ним?
Понимаю, что только все порчу, но не могу контролировать себя. Это выше моих сил.
— Отпусти меня! — тут же отталкивает меня Лисенок.
— Зачем это все?! — резко дергаю ее и опять прижимаю к стене. — Ты же не расчетливая сука. Зачем тебе этот брак? Ты же не любишь его!
— А что такое «любовь»? Вы с Антоном оба говорили о какой-то своей, понятной только вам, любви. А что видела я?
Опускает голову и начинает дрожать.
— Моя жизнь потеряна. Твой отец — лучший вариант для меня. Он не говорит о любви. Но ведет себя так, что мне она больше и не нужна. Я не верю, Арман. Больше не верю.
Поднимает взгляд и я вижу первую слезу, скатывающуюся по левой щеке.
Беру ее за предплечья. Крепко сжимаю.
— Все всё знают, — продолжает она. — Все. Только Дженаб смог заткнуть рты всем.
Всхлипывает. Закрывает глаза. И дорожки слез бегут уже по обеим щекам.
— Ты хотел сломать меня? Так ты говорил Антону? У тебя получилось, Арман. Моя жизнь сломана. Я сломана. Твой отец защитил мою честь. Среди вас всех он самый честный.
— Ты не знаешь, — пытаюсь объяснить ей.
Но она мотает головой и закрывает уши.
— Не хочу. Больше не хочу. Ни слышать. Ни знать. Пусти, Арман.
— Лисенок, — обнимаю ее, прижимая голову к своему плечу, — я лишь хотел, чтобы ты была со мной. Хотел быть с тобой. И чтобы ты хотела этого. Но ты…
— Нет, Арман, пусти.
— Нет, — твердо произношу я.
Удерживаю ее, выбивающуюся из моих объятий.
— Ты моя, — шепчу ей на ухо.
Губами собираю слезы и опять касаюсь ее губ. Тону в ее поцелуе.
Забрать ее. Увезти. Спрятать. И никому не отдавать.
— Отпусти ее! — раздается эхом в длинном коридоре голос отца.
Отрываюсь от Лисенка и поворачиваюсь на крик.
Отец стоит в конце коридора, засунув руки в карманы. Потом силуэт дергается и уже быстрыми шагами идет к нам.
63. Арман
— Елизавета, иди к машине, — командует отец, подойдя к нам совсем близко и беря ее за руку.
Лисенок убирает мои руки и не смотрит мне в глаза.
Всхлипывает и убегает от нас, прикрыв рот рукой.
— Знаешь что, сын, — начинает отец, когда мы
