он на меня как на инопланетянку.
– Ну, да. Маша – сестрёнка моя младшая. Ей четыре.
– Почти младенец, – бормочет Котя, и я вижу, как его передёргивает.
Не любит детей. Явно. Немудрено. Дожить до такого возраста без семьи – это катастрофа, на мой взгляд. Котя лет на десять старше, а мне кажется – слишком уж взрослый. Страшно сказать – старый. Он мужчина. Как папа. В то время как Аркадий – парень, мальчишка, очень близкий и понятный мне. Ничего не могу с собой поделать. От чего бежала, к тому и пришла: я теперь всех сравниваю с Арком. И все сравнения, увы, не в пользу тех, кто попадает в поле моего зрения. Ему нет равных. Для меня, естественно. Он вне конкуренции.
Глаза жжёт от слёз, что близко, но не прольются. Надо держаться. А пока едем, я пытаюсь сказать Косте главное.
– Лика больше не нуждается во мне. Зря ты натолкнул её на мысль, что папа и Маша могут пожить у неё. Ей покой нужен. Восстановление. Машка очень беспокойный ребёнок. Но за два дня, думаю, она не успеет никого с ума свести. А дальше… мне нужно немного времени, чтобы найти жильё и работу.
Костик молчит, но я вижу, как с каждым моим словом крепче сжимаются у него губы.
– Что ты ещё выдумаешь? – вот теперь он привычно мягко-вкрадчив. У меня волосы на затылке шевелятся. Я никогда его не боялась. Мы проработали бок о бок год. Нас даже парочкой считали некоторые. А сейчас он пугает меня. Я постоянно жду подвоха. Какой-то грандиозной подставы. Но отступать – не мой принцип.
– Ты нанимал меня, пока тётя твоя нуждалась в сиделке, компаньонке – не важно. Ей нужна была помощь. А сейчас она вполне способна справиться сама. Я не могу ни злоупотреблять её гостеприимством, ни брать деньги. Я должна найти работу и квартиру. У меня ещё мать в клинике. Кто о ней побеспокоится, если я уеду домой, например?
– Мы поговорим об этом потом. Вернёмся к разговору, – он разве что не угрожает мне – столько в его голосе тихой ярости. Будто я совершила проступок. Я открываю рот, чтобы возразить, но Костя выдыхает и почти нормально изрекает: – Приехали.
Мы выходим из машины, от парковки движемся к переходу, что ведёт нас на платформы. Приходится ждать несколько минут: поезд ещё не пришёл. Я ёжусь от холода: мороз пробирается под куртку, кусает за нос и щёки. Как назло, я перчатки забыла. Пытаюсь отогреть руки в карманах, но получается плохо.
– Дай сюда! – приказывает Костя и греет мне ладони. – Одеваться в такую погоду нужно лучше!
Он сердится, а я молчу. Может, и нужно. Только у меня ничего нет. Деньги на зимнюю куртку ушли на лечение мамы.
Поезд прибывает вовремя, и это счастье. Первым из вагона появляется папа. Снимает визжащую от избытка чувств Машку. Она похожа на бабу для чайника – такая толстая и важная в новой шубке, что великовата ей.
– Пррррывет! – показательно рычит сестрёнка и машет красной варежкой. – Алла, а мы чай пили! С сахаррром! Ой, а ты кто? – таращит она карие глазищи на Костика. – Аллин жених?
Папа смотрит на меня напряжённо. Сестра переводит взгляд с него на меня. И тут мне почему-то становится нехорошо…
Глава 47
Алла
– Это Костик, мой хороший знакомый. Работали вместе, – я объясняю сумбурно и скомкано. Спешу высказаться первой. Боюсь, что Котя ляпнет что-нибудь ненужное. Но, слава богу, Костя не Семакин. Стоит спокойно. С отцом знакомятся, руки друг другу пожимают. Я украдкой перевожу дух.
– Не жених? – у Машки губы кривятся полумесяцем вниз.
– Нет, солнце. Не все дяди женихи. Есть просто друзья.
Я поправляю ей шапку, что норовит глаза прикрыть и на нос налезть. Наш плюшевый медвежонок. Ну, хотя бы до тех пор, пока в шубке.
– Ты позволишь? – протягивает к ней руки Костя. И Маша охотно идёт в объятия незнакомого дяди. Сестра из той породы людей, кто глубоко убеждён, что нравится поголовно всем. Ни тени сомнения. Невольно вспоминаю, что это с её рождением жизнь у меня изменилась. Впрочем, Машка здесь ни при чём.
Я смотрю, как легко Котя поднимает сестру. Как уверенно прижимает к себе. Спрашивает о чём-то. Машка смеётся заливисто. Надо же. А мне показалось, он детей не любит.
– Просто товарищи по работе? – спрашивает отец очень тихо. Мы идём чуть поодаль. Разговора не избежать. Расспросов тоже.
– Да, пап. По бывшей работе. Сейчас мы к его тётке едем. Поживёте пару дней. Не пугайся только. Она после тяжёлой болезни. Я у неё что-то вроде сиделки была.
– А институт? – ведёт допрос отец. Я вздыхаю.
– Давай мы об этом поговорим на месте. Я всё расскажу.
– Мне уже не нравится наш разговор.
Мне тоже, пап, мне тоже… Но другого в меню предложить нечего. Придётся терпеть и лопать.
В машине Машка начинает петь. Весёлая щебетунья. Она ожила. Приятно видеть её ребёнком, а не той напуганной старушечкой, как в последний раз.
Украдкой наблюдаю за Костей. Спокоен как удав. Он будто переломил что-то в себе за считанные минуты, что прошли, пока мы ждали поезд. Мне снова хочется спрятаться. Избежать всех разговоров, что предстоит пережить. Больше некуда тянуть и молчать.
Я никого не обманывала, но утаивание некоторых вещей тянут за собой недопонимание. И чем больше я пытаюсь оттянуть, тем глубже увязаю в недосказанных моментах. Надо разрубить узел, но мне страшно сказать отцу, что я ушла в академотпуск, что забеременела и собираюсь рожать ребёнка.
В салоне автомобиля – тяжёлая тишина, весом в гранитную плиту. Одной Маше весело: у неё столько событий, новых лиц, впечатлений. У неё нет тайн. Ей не придётся огорчать отца.
Лика к нашему приезду подготовилась. Платье красивое надела. Оно, правда, болталось на ней, как мешок, но всё равно это куда лучше халата и ночной рубашки.
– А что случилось? – мигом оценила она наши каменные лица.
– Бабушка! – радостно завопила Машка и обняла
