же во мне жили. Я сомневалась.
Костик тоже порывался со мной поговорить, но понимал: сейчас не его время.
– Мы ещё вернёмся к этому разговору, – единственное, что он сумел вставить. Вбил, как кол многозначительные слова. Но Костика я не боюсь. В конце концов, он не тот, кто мог бы меня огорчить чем-то. Я ему даже благодарна за всё. За поддержку и работу. За возможность пожить у Лики, пока у меня всё не утрясётся.
И вот мы сидим с хозяйкой дома на кухне. Это невероятно, но она выглядит лучше. Страшная и измождённая, худая до черноты, с резкими морщинами и огромными тёмными кругами под глазами, Лика выглядит живой. Слабенькая, походка у неё неуверенная, но стержень чувствуется такой, что я невольно ей завидую.
– Что вы слышали? – спрашиваю, помешивая чай ложечкой. Мне хотелось сладкого, а сейчас не могу сделать ни глотка – не лезет.
– Что это ребёнок не Кости. Да ты никогда не говорила, что… в общем, я догадывалась. Но так приятно было мечтать о внуке.
– Вы расстроились? – мне не хочется, чтобы её огонь погас. Но и лгать нет никакого смысла.
– Наверное, в первые секунды. А потом я подумала: нет разницы, чей это ребёнок. Это всё условности. Границы, которые люди сами рисуют и охраняют. Не дают ни себе, ни другим пересекать линию. А на самом деле – это всего лишь черта, которую временами и стирать не мешало бы.
Она поправляет волосы. Они у неё короткие, почти под мальчика – отрастают после химиотерапии. Вздыхает чуть слышно, а затем продолжает:
– Я разговаривала с Костей. Он рассказал в двух словах о твоей проблеме. Оставайся. Со мной, Бастиндой и Персиком.
Я качаю головой, но Лика останавливает меня взмахом руки.
– Не будь гордой, Алла. Это не жалость, а моё решение. Мне… одиноко. С собакой справиться сама не могу. Костя занят, бывает редко. Да и не дело, что молодой мужчина крутится вокруг немощной тётки. Мне всё равно кого-то нанимать в помощь нужно. Пусть это будешь ты: искренняя, упрямая девочка, что читает книги по вечерам. Что подбирает котят на улице. Мне нужна поддержка. Тебе она тоже не помешает. К тому же, ты не сможешь работать постоянно. Скоро животик начнёт расти. Не так-то и легко будет уборщицей или санитаркой. А вместе мы потянем. Ты меня, а я – тебя.
Я моргаю, чтобы не расплакаться.
– Это слишком щедро, – глотаю ком в горле и поднимаю лицо повыше, чтобы слёзы не прорвались. – Я… подумаю. Не хочу никому неудобства создавать. И Костя, наверное, рассердится.
Лика поднимает брови и кутается в шаль.
– Ты же со мной остаёшься жить, а не с ним. Если ему так хочется – пусть злится хоть до новых веников. Но я думаю, он так не сделает. Ты ему нравишься. Может, даже больше, чем нравишься. Просто он из тех, кто чувства прячет очень глубоко.
– Думаю, вы ошибаетесь, – я встаю и выливаю сладкий чай в раковину. Мне нужно чем-нибудь заняться, не сидеть без дела. – А если и нет, мне жаль. Я очень люблю отца своего ребёнка. И если бы не обстоятельства, я бы ни за что с ним не рассталась.
– Поехала бы за ним в армию? – улыбается Лика и пристально следит за каждым моим движением.
– На край света, – признаюсь честно и ловлю её одобрительный кивок.
– Значит, я в тебе не ошиблась. Ты замечательная. Оставайся. А потом что-нибудь придумаем. А может, само наладится. Жизнь – штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, что случится завтра.
И я осталась. Позволила себе расслабиться и довериться. Стала частью семьи, где меня – как же это непривычно и странно – любили. Мы вместе встречали Новый год. Лика, Костя, папа, Маша и я. А затем мы забрали Машу к себе: поближе к маме, да и отцу легче.
– Пусть спокойно работает, – мудро рассудила Лика. – А мне в радость. Бантики и платьица. И связи, связи, что помогут ребёнка в детский сад устроить.
Я не знаю, что она сделала, но Костик больше ко мне с разговорами не лез. Вёл себя безупречно – добрый хищник на мягких лапах. Такой же, каким я его помнила в гей-клубе. Это притупило мою подозрительность.
Как и говорила Лика, границы, если есть возможность, нужно расширять, и тогда мир не кажется тюрьмой, не скалится враждебностью, а дарит удивительные открытия.
Аркадий
– Ну как ты там, новобрачный?
– Мы беременны! – с гордостью кричит в трубку Илюха, и я прикрываю глаза.
Я тоже хотел. Эгоистично. В сердце вонзается игла. А вдруг?.. Как она там без меня, моя Оса? Моя исчезнувшая девочка, что прочно сидит и в мыслях, и в сердце. Оставила жало, я болен ею и не знаю, где она и что с ней.
– Поздравляю. Кого ждём?
– Ты не поверишь: все ждут девочку, – смеётся брат, – а Варежка уверена, что опять родится мальчик. У Драконовых с женским полом напряг. Но знаешь: для меня нет разницы, кто родится. Это наш малыш! Ты-то там как? Не обижают?
– Я сам кого хочешь обижу. Нет, у меня всё хорошо. Илюх… я могу попросить тебя?..
– Конечно, мог бы и не спрашивать. Всё, что угодно.
– Мне бы не что угодно, а девушку отыскать.
– Ту самую? – в голосе Ильи – интерес и азарт. Я снова прикрываю глаза.
– Да.
И я рассказываю кратко. Он слушает внимательно. Хмыкает. Я так и вижу, как бешено крутятся шестерёнки в его умной голове.
– Надо было тебе раньше меня подключить. По крайней мере, где живёт твоя Жалейкина, я узнаю.
– Не успел я ничего, Илюх, – вздыхаю судорожно. – Быстро всё закрутилось. Мы и поговорить толком не успели. А из головы не идёт никак. Исчезла она странно. Внезапно. Зачем-то соврала, что замуж выходит.
– Ладно, не дрейфь, солдат, найдём мы твою Жалейкину.
Они моя семья. Драконовы. Шебутные, беспокойные, разные. Беспокоятся, звонят, приветы передают. И ни слова от отца.
Не могу сказать, что я по нему скучаю.
