пальцы, сжимаю. – Он занял тебе денег, чтобы, если у тебя ничего не получится, ты вернулся сюда. В родной дом. Туда, где ты был счастлив до того, как у тебя появилось всё остальное. И смог найти в себе силы жить дальше.
– Ну, можно, наверно, и так сказать, – скептически морщится Эван, – но всё несколько проще. Чтобы ты был под моим присмотром, идиот. И когда ты приехал, разорванный в клочья, разбитый в хлам, призрачный как воспоминание о самом себе, я тебя не пожалел, не прижал к груди, чтобы ты поплакал, и не простил долг, знаешь, почему?
– Потому что ты сволочь, которая не умеет жалеть.
– Точно! – показывает на него бутылкой Эван, делает глоток, а потом поворачивается ко мне. – Дам тебе один бесплатный совет: никогда его не жалей. Никогда! Иначе он расплачется, раскиснет, расклякнет, начнёт пить, чахнуть и всё, ты его уже не соберёшь, не склеишь, не слепишь. Лучше пни его покрепче под зад. Когда он злой, когда не расслабляется, потому что каждый день надо вставать и работать, когда у него есть чёткая цель и приказ, он – боец. Тогда ему некогда хныкать и гадать: если бы да кабы.
– И ты думаешь меня именно это держало? Думаешь, тяготил долг? Думаешь, из-за него я пахал как проклятый?
– А ты думаешь, я не знаю, что тебя держало? Что помогало не сойти с ума? Давало силы и даже уверенность в завтрашнем дне? Думаешь, я не в курсе о чём ты думал, каждый божий день стоя на этом утёсе?
– Не знаешь.
– Пф-ф-ф-ф, – фыркает Эван, обрызгивая нас шампанским, которое он только что глотнул. – Ты и правда идиот, мой мальчик, – неожиданно бросает он бутылку через голову.
Я готовлюсь услышать, как она вдребезги разобьётся о скалы, но вместо этого звучит противный крякающий сигнал, словно сработала какая-то сигнализация и всё.
– Это что ещё за хрень? – мы подходим в краю одновременно, но вслух свои мысли озвучивает только Адам. Хотя они очень схожи с моими, потому что там, над острыми скалами бутылка из толстого зелёного стекла повисла, словно пойманная в сеть рыба.
– Это, мой мальчик, кевларовая сеть. Но не чистый кевлар, а с добавлением арамидных нитей: номекс, кермель, тварон. Не слышал? – лыбится он.
– Нет, но как ты…?
– Повесил её сюда? – слегка наклоняется над краем Эван. – Так это проще простого. Платишь за уникальный проект разработчику полмиллиона долларов. Кладёшь тебя в больницу с больным коленом. И оп-ля! Как только что-то попадает в поле зрения датчика – над острыми скалами натягивается сверхпрочная сеть, а твои мечты упасть на эти скалы грудью как на гладиаторский меч – увы! – выразительно разводит он руками, – не сбываются. Или ты думал я правда оставлю тебе выбор? И позволю сигануть на эти скалы… э-э-э… не выплатив мне долг? – лыбится он.
– Какой же ты, – качает головой Адам.
– Умный? Заботливый? Благородный? Ну, давай! Скажи мне хотя бы «спасибо» за то, что ты держишь в руках то, что тебе и не снилось, – кивает он на меня.
– Да пошёл ты, – прижимает Адам меня к себе, пряча улыбку в моих волосах.
– Ладно, обойдусь, – улыбается Эван. – Или как там ты сказал? Не стоит благодарностей?
– Постой, – озабоченно поднимает Адам лицо, – но если ты знал, что у нас с Рене ничего не было, какого ж чёрта ты…
– Нет, мне конечно, приятно, что ты считаешь меня всемогущим, – вздыхает он. – Но проблема в том, что я ей поверил. А знаешь, почему? Потому что она могла. Потому что умеет делать мне больно. Но потом я подумал, что нет, ты бы не смог. И, – демонстративно почёсывает он щетину на подбородке, – пожалуй, ты прав: я – всемогущий.
– Клоун ты всемогущий. Зачем же ты тогда снова занял мне денег? Зачем соврал, что на операцию Додику нужен целый миллион?
– Миллион?! – округляю я глаза и поворачиваюсь. – Адам, так их заплатил ты?
– Я вас умоляю: не надо оваций, – снова поясничает Эван. – Ну подумай сам, Дам, если бы я сказал ей правду, ведь она могла бы согласиться из чувства долга, из благодарности, из-за всей этой хрени, что девочки обязательно придумывают у себя в голове. А так решение твоё было искренним, – теперь обращается он ко мне. – А если бы ему я озвучил сумму меньше, то как бы удержал его здесь, если бы ты всё же разбила ему сердце? Он бы ушёл туда, где ради него никто не повесит кевларовые сети. И спился бы в каком-нибудь клоповнике.
– Или нашёл свой, никем не срежиссованный путь, – качаю я головой.
– Ты подумай, а ведь она правда в тебя верит, – хмыкает Эван, поправляет за ухом наушник и поднимает палец, словно ему что-то в него говорят, не давая ответить Адаму, и тут же меняется в лице. – Вот чёрт! – и ни слова больше не говоря, сломя голову бежит вниз.
Нам ничего не остаётся как бросится за ним.
– Да что случилось, Эван?
– Рене! – кричит он на ходу. – Она на фабрике!
Глава 38. Ева
Пока я семенила в своих каблуках и узком платье, пока Адам помогал мне как мог преодолеть насыпь, потом каменистый берег и скутой подъём вверх к особняку, Эвана уже и след простыл. А вокруг их огромного дома, залитого светом, словно кто-то ткнул палкой в муравейник, началась такая суета, что, если бы Адам не держал меня за руку, меня бы, наверно, затоптали.
Вот только ощущение, что одна я не понимаю, что происходит, не оставляет меня вплоть до того момента, пока он не сажает меня в машину, в которой знакомит с Элен, женщиной, что, оказывается, отвечает за всё, что происходит на шоу. Ну а с Валери, которую мы забираем по дороге, я уже знакома.
– Не обольщайся, Ева, не обольщайся на его счёт, – снова предупреждает меня Адам, когда выруливает с территории особняка на дорогу, по которой я уже однажды ехала.
В свете фар, выхватывающих из темноты лишь плотно укатанную гравийную дорогу, стены скал, да густой лес, я её
