Ознакомительная версия.
Меня окатывало волной щемящей нежности, когда она просто с удивлением и восторгом смотрела на меня, лежащего рядом с ней. Я видел, я ощущал, как в ней просыпается настоящая женщина, страстная, ненасытная и, главное, по-настоящему любящая. Я не мог не сравнивать ее с Лизой, и Лиза проигрывала, хотя совершенно не была в этом виновата. Интимные отношения мы постигали с ней вместе и потому в постели были на равных. Еве я шаг за шагом открывал радости плотской любви, счастье полного обладания друг другом. Я знал то, чего она не знала, я умел то, о чем она не имела представления, и был горд собой, когда понимал, что доставляю ей такое наслаждение, какого она до меня не испытывала ни разу. Нет, я вовсе не чувствовал себе сексуальным наставником, эротическим гуру. С Евой я тоже многое постигал впервые. Например, я понял, что дарить любимой женщине радость телесной близости – это тоже счастье и оно по эмоциональному накалу, пожалуй, несравнимо ни с каким другим.
Лиза, как я теперь понимаю, могла бы существовать без меня. Мы с ней почти во всем всегда были равны, а иногда она будто бы парила надо мной и потому многое предугадывала и предчувствовала. Во мне часто зрел не до конца осознанный протест против такого женского засилья над мужским эго, я пытался поступать вопреки советам Лизы и почти всегда попадал впросак. Теперь, когда со мной была Ева, попасть в этот самый «просак» я не имел никакого права. Я чувствовал себя ответственным перед ней. С Лизой все было несколько иначе. Это тоже томило и мучило меня. Я понял, что сам подставил ее. Еву я никогда в жизни не смог бы оставить одну в чужом доме с незнакомой, мертвецки пьяной женщиной. Да что там… Я никогда не вызвал бы Еву себе на подмогу. Это я должен помогать ей. Я должен ее защищать, холить и лелеять. Я – ее, а не она меня. Это было для меня ново и очень важно. Это было мне нужно. Я был счастлив ощущать себя сильным, мужественным и единственным для этой женщины, которая без меня, в отличие от Лизы, существовать не могла, не хотела… Да, вот так выходило: я подставил Лизу, чтобы стать счастливым с Евой… Но почему она, Лиза, такая чуткая и прозорливая, именно в тот час не поняла, что едет навстречу своей гибели? Или все не так… Она именно поняла и осознанно принесла себя в жертву?
У меня всегда начинала болеть голова, когда я мучил себя этими неразрешимыми вопросами, я переключался на что-то другое, насущное и необходимое, но эти мысли упорно возвращались вновь и вновь. В конце концов я свыкся с ними и даже выделил им специальное время перед сном. И, может быть, именно потому, что я окончательно принял свою вину перед Лизой, эти мысли стали посещать меня все реже и реже. А может быть, в этом не было ничего мистического. Просто живым – живое. Мертвым – память и всегда вина перед ними, в любом случае.
Ева категорически отказалась ехать в Пятигорск.
– Там не будет тебя! – выкрикнула она с таким страхом, что я тут же понял: никогда не смогу ее отпустить от себя даже на день. Она должна быть рядом всегда. Я без конца звонил ей из редакции, я с радостью шел после работы в магазин, чтобы купить продукты, которые заказывала Ева. Она училась готовить, и у нее получалось неплохо. Она говорила, что это все для меня и ради меня. Словом, мы оба были счастливы, как никогда ранее.
Моей зарплаты хватало на очень скромную жизнь, но Ева не жаловалась, хотя тот гардероб, что мы вынуждены были ей купить, сильно отличался от того, что она привыкла носить. Я хотел съездить к Анне, чтобы забрать у нее хотя бы носильные вещи Евы, но та мне не разрешила.
– Как же ты не понимаешь, что я порвала с той жизнью, с тем домом, с теми вещами… – говорила Ева, захлебываясь слезами. – Мне ничего не нужно, кроме тебя…
Я ждал, когда Ева окончательно придет в себя после пережитого, чтобы все-таки заставить ее, разумеется, только вместе со мной, заняться вопросами, связанными с наследством Константина Полозова. Честно говоря, я с удовольствием и сам отдал бы Анне все движимое и недвижимое, чтобы отрезать от нас прошлое Евы и жить спокойно, но понимал, что так поступать нельзя. Нельзя позволить злу брать верх хотя бы там, где ты можешь этому противостоять. Если не считать той небольшой доли, что Анна успела получить от сестры правдой и обманом, Ева оставалась очень богатой женщиной, несмотря на то что сейчас ходила в дешевых сапожках и пуховике из магазина для среднего класса. Держать ее далее взаперти было нельзя. Это могло стоить ей здоровья. Анна же была опасна. И пока я ломал голову в раздумьях, что лучше предпринять, она не дремала.
Однажды вечером в квартиру позвонили. Стоило мне открыть дверь, как в коридор ворвалась серьезная компания из врача, двух огромных санитаров, сильно смахивающих на бойцов спецназа, и нашего участкового. Участковый предъявил мне обвинение в том, что я выкрал из психиатрической лечебницы душевнобольную Панкину Е.К., которая является социально опасной. По бумагам, которые он мне предъявил, выходило, что Ева содержалась в лечебнице уже более трех месяцев. Ее липовый диагноз я не смог не только запомнить, но даже правильно прочесть, настолько он был сложен. И я сомневаюсь, что мог бы один противостоять двум бойцам, на которых с трудом застегивались белые медицинские курточки, даже если не брать во внимание врача и участкового, но как раз тем вечером у нас в гостях находились Караяны. Я уже до этой встречи успел рассказать Геворгу все о нас с Евой и наконец решился пригласить его к нам вместе с Кариной для знакомства. Нет, мы с Жориком не скрутили санитаров и врача с участковым, нам это было бы не под силу. Все разрешилось по-другому. Когда Геворг понял, что в комнате происходит нечто нехорошее, он закрыл женщин в кухне, где мы мирно ужинали, и пришел мне на подмогу. Первым он увидел врача.
– Ба! Колян? – выкрикнул он. – Сто лет не виделись! А ты что тут делаешь?
Поскольку Колян не двинулся с места и ничего не отвечал, Жорик продолжил расспросы:
– А чего это ты весь в белом, как невеста? И шапочка… Погоди, ты что, в санитары подался? На «Скорой» подрабатываешь? А вы… – Караян обернулся ко мне, – «Скорую» вызывали?
– Послушайте, гражданин, что вы несете? – возмутился участковый, не дав мне ответить. – Это врач! Врач психиатрической больницы… Николай Иванович Петухов!
– Ага… Николай Иванович Петухов… – повторил Жорик. – Врач, говорите? Да я вместе с этим, с позволения сказать, врачом автомобильно-дорожный институт закончил! И я ему ни автомобиль покрасить бы не доверил, ни палец йодом смазать! А вы говорите – врач! Да еще психиатр!
– Что вы несете? – уже менее уверенно повторил участковый, но двух «санитаров» уже будто волной смыло. «Психиатру» Петухову скрыться не удалось. Старший лейтенант Пономарев свое дело знал.
Ознакомительная версия.
