Шторм оглядывается на меня, смотрит взволнованно, но, убедившись, что я в порядке, кивком указывает на кресло в углу. Как можно дальше от Антона. Послушно плетусь туда, а Вадим так и застывает истуканом посреди кабинета. Внушает страх и трепет всем своим видом. Будто телохранитель, надсмотрщик и профессиональный убийца соединились в одном человеке. Невозможно предугадать, какая из личностей победит…
— Так что, хочешь скостить себе срок? — сурово уточняет Шторм, а сам вызывает какую-то службу в своем телефоне. Решил записать разговор на диктофон? С Леной он поступил так же, зато в решающий момент она не смогла изменить показания.
— Я тоже жертва, — вибрирующим голосом оправдывается Антон. Округляю рот в изумлении, ведь я не узнаю в этом дрожащем трусе домашнего тирана, которым он был со мной. — Меня обманули и использовали. Все придумала Светлана Григорьевна.
Вадим усмехается презрительно и руки на груди складывает. Тяжелыми шагами меряет пол, заставляя Антона вжать голову в плечи, а потом останавливается рядом со мной. Все-таки «победил» телохранитель и… мой заботливый мужчина.
— Жертва, значит? — выдает с сарказмом. — Ну, рассказывай, жертва, — сталью режет воздух.
Возражать Шторму сейчас нельзя. Антон понимает это. Мажет по мне быстрым взглядом, эмоций которого я не успеваю прочесть, и говорит негромко:
— Светлана Григорьевна сама на меня вышла. Через врача, у которого мы со Снежаной обследовались, как-то узнала мои контакты. Назначила встречу. Ну, мне интересно стало, чего хочет. Оказалось, что она слышала, как я говорил о недостатке денег на ЭКО. И предложила помощь, — умолкает, опустив голову и подбородок почесывая.
Я изучила бывшего мужа и понимаю, что означает этот жест. Антон думает, как выкрутиться. Собирается исказить правду.
— Помощь? — прыскаю нервным смехом, и сама вздрагиваю от звука собственного голоса. — Хоть раз поступи по-человечески со мной, — цежу с обидой, в то время как Вадим подходит ко мне практически вплотную. Руку на спинку кресла укладывает, показывая, что в любой момент готов меня защитить. Чувствуя его близость и поддержку, я становлюсь смелее, что явно не нравится Антону. — Не лги! Расскажи, как все было на самом деле! О какой помощи ты говоришь? Как смеешь вообще называть помощью то, что ты сделал со мной?
— Что я сделал? Ничего противозаконного, — не сдается он, а я глаза обессиленно зажмуриваю. Все эти годы я верила подонку, слепо и глупо. И он продолжает издеваться надо мной без тени раскаяния. Спасает свою шкуру ложью. — Светлана Григорьевна дала денег на ЭКО. Мы его сделали с тобой. У тебя теперь дочь. Больше ничего не знаю.
— Что? — поднимаюсь на ноги. — Не знаешь, как лгал мне вместе с медперсоналом о том, что моя вторая дочь мертва? — всхлипываю и тут же чувствую теплую ладонь на своей талии. Она придает мне уверенности и сил. — Не знаешь, как я проливала слезы над пустой могилой? Как подыхала без моего ребенка, и только Рита сдерживала меня от отчаянного шага…
— Не преувеличивай. Одна же незапланированная дочь осталась, — отмахивается Антон, на секунду сбрасывая маску. И этого хватает, чтобы Вадим обратился в разрушающий тайфун.
Не успеваю даже слова сказать, как Шторм подлетает к моему бывшему. Ожидаю, что ударит, сиплое «нет» вслед бросаю, и тот будто слушается. Хватает Антона за грудки, поднимает со стула, встряхивает, но физического вреда не наносит. Вадим не пересекает границу дозволенного, ведь об этом я его не раз просила по пути сюда.
— Незапланированная? — ревет бывшему в лицо, и тот тушуется, испуганно поглядывая на меня. — Ну, тварь…
— Вадим, — приблизившись, касаюсь рукой его спины, что кажется каменной.
— Снежана, на безопасное расстояние отойди, — приказывает Вадим резко. — Сейчас!
Возвращаюсь к креслу, вздыхаю и за плечи себя обхватываю. Не хочу еще сильнее злить Шторма. Ему легче мыслить здраво, когда мне не грозит ничего.
— У тебя две минуты, чтобы четко и ясно изложить ваши со Светланой Григорьевной «планы», — выделяет последнее слово особой интонацией. — Время пошло! — очередная встряска.
— Она оплатила нам ЭКО в Германии, дорогу и… дала мне аванс, — выпаливает Антон.
— Та-ак. За какие услуги? — держит его в тонусе Вадим.
— Я должен был проследить, чтобы Снежане по договору только один эмбрион подсадили, потом убедиться, что беременность состоялась — и сразу сообщить ей об этом, а также документы все передать из немецкой клиники и результаты УЗИ. В России мы контакты со Светланой Григорьевной почти не поддерживали. Она лишь перевела мне очередную часть суммы и подтвердила, что ребенок все еще нужен, — делает непонятное для меня уточнение, от которого Вадим выдыхает с яростным рычанием. Олейник же тараторит быстрее: — И все. Светлана Григорьевна боялась, что сделка раскроется раньше времени. Не хотела, чтобы нас видели вместе. И старалась себе алиби обеспечить, — откровенничает, волнуясь о себе. — От меня требовалось сообщить, когда начнутся роды. С медперсоналом она сама договаривалась. Я ничего больше не касался. Ребенка врачи забрали, я его и не видел. Я лишь подтвердил потом, что второй девочки больше нет, какие-то бумаги заставил Снежану подписать. Сам не вникал. Просто передал документы Светлане Григорьевне. Ну, и место оборудовал с табличкой, чтобы у Снежаны сомнений не осталось в том, что ребенка она потеряла.
— За что, Антон? — реву, не сдерживая слез. — Я же любила тебя… — чувствую, как мне не хватает дыхания.
Становится еще хуже, когда в мою сторону поворачивает голову Вадим. Разочарованный, стеклянный взгляд мне посылает. Застывшая карамель замораживает меня — и от этого я всхлипываю надрывнее.
— Детей ты любила, — переключает на себя наше внимание Антон. — Помешалась на этом. И плевать тебе было, что я не могу. Я тебя сразу предупредил, что мне подкидыши от левого мужика не нужны. Если не мои, то лучше без них совсем. Рассчитывал, что ты поиграешь в беременность, ребенка якобы потеряешь. И угомонишься. Потом я пожалел бы тебя — да и дальше вдвоем жили бы. Заодно и деньжат бы получили, — ляпает бездумно, за что Шторм грубо толкает его обратно в стул. Отходит назад, чтобы не убить. Кулаки сжимает и разжимает.
— Даже сейчас она тебя спасает, — скрипит зубами Вадим, на меня намекая. И на данное мне обещание не прибить Антона. — Имей хоть каплю уважения к ней!
— Извини…те, — чуть ли не трясется от паники бывший. В стул вжимается.
— Что же вы так облажались, оставив Снежане дочь-близняшку? — Шторм продолжает «допрос» на расстоянии, при этом умудряется давить Олейника своей энергетикой. — Такая улика…
— Кто знал, что вы встретитесь когда-нибудь! — вспыхивает тот. — У нас договор со Светланой Григорьевной на одного ребенка был. А клетка взяла и разделилась внезапно. Я побоялся говорить об этом до того, как деньги получу. Вдруг бы Светлана Григорьевна сделку разорвала за то, что мы нарушили условие, — поражает меня своим цинизмом. — О близняшках она узнала уже после родов от медперсонала. Пригрозила мне и приказала держаться как можно дальше от ее семьи. Сказала, что если правда всплывет, то он меня уничтожит. Поэтому я и рванул за границу после того, как увидел вас с женой и второй близняшкой возле холдинга, — признается Шторму. — Я ведь пообещал вторую близняшку в детдом сдать, но Снежана бы мне не позволила. Так что я плюнул. Так уж и быть, оставил незапланированную мелкую ей, все равно полную сумму на руки получил. Решил, что никогда мы с вашим семейством не пересечемся. А зря…
Окончание его фразы тонет в хлюпающем звуке. Все происходит так быстро, что погружаюсь в шок.
— Па-ап! — истерично кричу в сторону двери, которая тут же распахивается.
Сама же смотрю на корчащегося у стены Антона с разбитым носом. Бывший муж бережно сломанного хряща касается, морщится, жалеет себя. Медленно переключаюсь на Вадима. Он стоит, будто ничего не случилось, и костяшки пальцев платком протирает брезгливо.
— Вадим Дмитриевич, я же просил не подставлять меня, — сокрушенно рявкает следователь, пока отец между невозмутимым Штормом и забитым в угол Антоном становится. — Как мне теперь это объяснять? — указывает на побитого Олейника. — А вдруг он жалобу напишет.
