- Я тебе задолжала по-крупному, да и… Олег мне рассказывал, как ты к отцу привязана была… сейчас ты неспособна за себя постоять. Я, поверь, это прекрасно понимаю. Случись с моим что, я бы не смогла даже дышать.
- Не надо было этого делать. Теперь тебе сложно будет с ней общаться…
- А я и не собираюсь с ней общаться. Зачем мне это?
- Ну… Олег…
- Алис, я правду сказала. Он меня давно не любит, а все, что было после нашего первого расставания — большая ошибка.
Отвожу глаза, она тихо спрашивает.
- Не веришь?
Если честно, то не знаю. Я откладываю мысли о нас с Олегом подальше — сейчас на них мне просто не хватит сил. Наверно, Алена это понимает, а может, просто странно это - обсуждать с ней Олега и наши отношения? В любом случае тема меняется.
- Я понимаю, что ты вряд ли меня когда-нибудь сможешь простить, и мы вряд ли когда-нибудь сможем стать подругами…
- Это да. Очень маловероятно, что так будет…
- Если ты хочешь, я могу уйти, но… Алис, он тебя правда любит. Я Олега давно знаю, мы же знакомы, считай, с детства и… Он на меня так никогда не смотрел, как на тебя смотрит. Меня тебе прощать не нужно, а он… Дай ему шанс, пожалуйста.
Я молча отвожу взгляд в сторону часовни. Черт, нет, я правда не готова это обсуждать, и внезапное откровение заканчивается сразу: Алена чувствует. Она только тихо спрашивает:
- Мне уйти?
И я мотаю головой.
- Нет. Ты можешь остаться…
Это не примирение. Мы никогда не станем подругами, никогда не будем близки — очевидный факт, мы ведь с ней никогда подругами и не были… Это больше благодарность, ведь благодаря Алене в том числе, имя моего отца блестит на солнце, а не купается во мраке. Разрешить ей остаться — мой способ сказать за это спасибо.
А она, проходя мимо, вдруг останавливается и шепчет.
- Знаешь… возможно ты и права была на мой счет…
Хмурюсь. К чему это она ведет? Смотрю — Алена печально поджимает губы и жмет плечами.
- У меня роман с женатым мужчиной, с которым я стараюсь расстаться, а не могу. Тянет дико, но каждый раз после я чувствую себя, как та самая дешевка из гостиничного номера. Печально…
- Мне жаль.
- Не стоит. Наверно, это карма. Как ведь говорят? На чужом несчастье счастья не построишь. Вселенная наказывает меня за то, что я когда-то сделала с тобой…
- Я буду надеяться, что когда-нибудь твое наказание закончится.
- Спасибо, - улыбается слегка и кивает, - Правда.
Она заходит в часовню, а я облокачиваюсь на высокий дуб и прикрываю глаза. Слышу, как со стороны подъезда к кладбищу шуршат шины… Гости прибывают, чтобы проводить моего папу в последний путь.
*Цитата из книги "Гарри Поттер и Дары смерти".
Глава 20. Прощай
Олег
Я вывожу мать за пределы кладбища, крепко сжимая ее руку выше локтя. Чтобы не вырвалась, чтобы не устроила ничего, черт ее подери! Сам стараюсь не переходить границы. Она их перешла, да, но я хочу быть лучше, поэтому действительно очень стараюсь, пусть это и дико сложно.
- Олег, помедленнее! И куда ты меня ведешь?!
- Вон отсюда, - цежу, она вздыхает.
- Что?! Олег, как ты смеешь со мной так разговаривать и…
Все. Терпение лопается. Хорошо, что я успел дойти до угла, и мы остановились на дороге. Я резко на нее поворачиваюсь, упираю в лицо указательный палец, тяжело дышу. Чувствую, как на щеках играют желваки, которые кое-как удерживают весь тот поток дерьма, который я собираю в кучу с самого детства. Все предъявы, все обиды — я ничего и никогда ей не говорил. Наверно, в том, как сложилась ситуация, есть и моя вина: я сам позволил сесть себе на шею и свесить ноги, но это время кончилось. Пора что-то менять.
- Знаешь, мам, я столько лет старался оберегать тебя…
- Ох, вы на него посмотрите только! - перебивает, ударяя мне по пальцу, - Старался он! Ты все просрал! Что Алена такое говорит?! А?! Что ты сделал?! И посмотрите только! Все журналы трубят о том, какой этот кусок говна святой! Сколько ты за это заплатил?! Сколько выложил?! Сколько старался?! А брата родного в тюрьму, да?!
Мне прилетает хлесткая, сильная пощечина, которая вдруг меня отрезвляет. Я стою перед своей матерью, которой по факту вообще на все плевать. Она здесь не потому что «переживает» за меня или «злится» на Алису — она здесь потому, что деньги мимо нее прошли, которые, по ее мнению, она имеет право контролировать. Ведь что? Правильно. Их можно было бы пустить на Серегу.
И это внезапно смешно. Я усмехаюсь, потом еще и еще, пока усмешка не переходит в самый настоящий смех, а она… смотрит на меня с таким презрением и шипит.
- Ты спятил. Эта потаскушка заразила тебя сифилисом! Говорят, что он влияет на мозг и…
Резко мой взгляд меняется, и он явно такой тяжелый, что мать моя осекается и наконец прикусывает язык. А я уже знаю, что ей скажу.
- На этом точка.
- Что, прости?!
- Давно надо было это сделать. Теперь у тебя есть только один сын, обо мне забудь. Прощай.
Я собираюсь уйти, но мать хватает меня за руку и верещит.
- ЧТО?! Олег! Не смей меня бросать, как твой чертов папаша! Не смей! Я… как я буду жить?!
- Две квартиры у тебя есть, кое-что накину сверху твоей большой пенсии, а с остальным сама. С меня хватит.
- Из-за нее?!
- Из-за себя.
- Я все расскажу! Во все газеты пойду и…
- Попробуй, - спокойно киваю и делаю еще один шаг назад, - Тогда я лишу тебя вообще всего, вернешься обратно на окраину. Вряд ли ты этого сильно хочешь.
- Но Сереженька… как же я буду делать ему передачки и платить за камеру?
- Ничего. Брату пора привыкать работать, поживет на общих условиях. Ты ему там санаторий устроила, а это не наказание.
- Ты… ты ублюдок! Надо было сделать аборт!
Ударяет сильно, но я держу в себе, не показываю и киваю.
- Наверно, да. Надо было. Тогда бы ты никогда не вылезала с окраины и, может быть, сохранила хотя бы подобие человечности, потому что ее в тебе больше нет. Прощай.
- Олег!
Но я иду, не оборачиваясь, лишь замираю, когда мне в спину летит последняя скабрезность и явная ложь:
- Твоя Алиса аборт хотела делать! Я ее отговорила!
Извини, мам, но это совсем в минус. Не верю ни одному слову.
Алиса
Олег возвращается совсем скоро вместе с дядей Женей. Мама бросает на них короткий взгляд, а потом переводит его на прибывших, улыбается и кивает. Мол, спасибо, что пришли, да, мы тоже рады вас видеть. Спасибо за соболезнования.
И бла-бла-бла.
На меня все это сильно давит, но я не могу не заметить, как становится легче, стоит Олегу встать за моей спиной. Такое странное ощущение появляется, будто мне есть, на что опереться — теплое ощущение, прекрасное… Поэтому мысли о нас с ним снова пролезают в мое настоящее. Как бы не отпихивала, они, точно сорняки, рядом. Я чувствую их, как слышу легкий аромат его парфюма — так близко.
А он еще улыбается… Интересно, почему? Наверно, с мамой помирился… Ну что ж? Это хорошо. Я знаю, как Олегу она дорога, и рада за него, а теперь все. Хватит об этом.
Концентрируюсь на женщине, которая подходит аккуратно, и в которой я узнаю ту самую медсестру Тамару. Мама ее тоже узнает. Она пару секунд молчит, а потом вдруг начинает плакать… впервые за все время, что она провела в Туле, мама плачет. Так горько, что мне сердце сдавливает. Я подаюсь было вперед, но мама бросается на Тамару и крепко ее обнимает.
Нет, я совсем ничего не понимаю. Кто эта женщина?!
- Тома, как я рада тебя видеть… прости, что я так расклеилась…
- Ничего, Светочка, ничего. Поплачь. Все хорошо.
Мама усмехается, отрывается от нее и мотает головой.
- Ну нет. Я обещала себе, что плакать не буду.
- И это тоже правильно. Степа никогда не любил твоих слез.
Еще мгновение они молчат, смотрят друг на друга, а потом мама поворачивается на меня.
