за плечи и целует.
Это все равно что снова падать со скалы.
Весь адреналин, все головокружение, все падение в озера горящего пламени. Я погружаюсь в ее шелковистый влажный жар, наслаждаясь тем, как ее груди прижимаются к моей груди, глотая ее тихие вскрики удовольствия, когда она кормит ими меня.
Когда она прерывает поцелуй и я смотрю на нее сверху вниз, у меня перехватывает дыхание.
Время замедляется.
Я чувствую биение своего сердца, каждую капельку пота на своей коже, каждую горячую пульсацию крови, текущей по моим венам. Я ощущаю боль в груди, запах ее волос, звуки, которые издают наши тела, когда они двигаются вместе.
Комната сузилась до нас, только нас на этой кровати.
Энергии, которую мы генерируем, достаточно, чтобы поджечь весь мир.
Вот почему некоторым мужчинам не нравится миссионерство.
Это слишком напряженно. Слишком уязвимо. Слишком интимно, все эмоции и энергия передаются совсем рядом.
Наблюдать, как на ее лице сменяется дюжина разных выражений одновременно, потрясающе.
Для нее это тоже потрясающе. Она смотрит прямо на меня, глубоко заглядывая в мои глаза, пока наши тела двигаются вместе. Когда мы делимся всем тем, что невозможно выразить словами.
Те священные вещи, которые могут произносить только два сердца, бьющихся в унисон.
Тихий, святой язык, на котором говорят души.
Ее веки трепещут, она шепчет мое имя. Затем она выгибается и стонет.
Жесткие, ритмичные сокращения увеличивают длину моего члена.
Она кончает с закрытыми глазами и запрокинутой головой, пока я наблюдаю за тем, как я глубоко вхожу в нее, чувствуя, как пульсирует ее киска, а напряженные соски скользят взад-вперед по моей груди.
Внезапным, сильным рывком я тоже переступаю черту.
Я опускаю голову ей на плечо, закрываю глаза и содрогаюсь, когда оргазм с силой обрушивается на меня.
Это настолько интенсивно, что у меня перехватывает дыхание. Я не могу издать ни звука. Я просто терплю это, пульсируя глубоко внутри нее, пока она покачивает бедрами, ее бедра дрожат вокруг моей талии.
Громкие, рокочущие раскаты грома маскируют стон отчаяния, который срывается с моих губ.
Даже когда мы встречаемся в продуваемой всеми ветрами темноте и, дрожа, обнимаем друг друга, я слышу тиканье часов на заднем плане.
Возможно, она была права, когда сказала, что я не такой уж плохой.
Если бы это было так, меня бы не волновало, что я эгоистичен, держа ее здесь, прикованной цепью в логове дракона.
Если бы не этот чертов рыцарь на белом коне, я бы навсегда приковал ее к себе.
36
Райли
Когда дождь прекращается и выходит солнце, я лежу в изнеможении в объятиях Мала, опьяненная послевкусием.
У меня под ухом слышно, как сильно и размеренно бьется его сердце. Моя рука перекинута через его грудь. Одна из моих ног переплетена между его ногами. Я уютно прижимаюсь к нему, сияя от счастья.
Моя голова поднимается, когда он глубоко вдыхает. Пошевелившись, он целует мои волосы.
— Как ты сегодня себя чувствуешь?
Я тихо смеюсь. — Из тебя вышла бы хорошая бабушка.
— Я притворюсь, что ты никогда этого не говорила. Сильно болит?
— Прямо сейчас я могу честно сказать, что у меня ничего не болит.
Он недовольно ворчит. — А в остальное время?
Я прижимаюсь носом к его груди и вдыхаю. Мой выдох — мягкий, удовлетворенный. — Только иногда покалывает.
Он настаивает: — Например, когда?
Такой властный. — Прошлой ночью я слишком быстро села в постели, и это было немного больно.
— Когда я вошел?
— Нет, до этого. Мне приснился кошмар.
Он снова целует меня в макушку, поглаживая открытой ладонью по спине. — Это было плохо?
Это было ужасно, но я не собираюсь признаваться в этом и портить настроение. — Я использовала твой трюк, чтобы проснуться. Я сказала себе, что это был всего лишь сон, и это сработало. Я не могла в это поверить.
— Это называется осознанными сновидениями. Если хочешь, теперь ты можешь создать меч, которым сможешь отрубить голову своему врагу.
— Или, мальчика-убийцу, я могла бы щелкнуть пальцами и превратить своего врага в кролика, чтобы мне не пришлось его рубить.
— Черт возьми. Что, если бы кролик был десяти футов ростом и бешеный?
— Тогда я бы снова щелкнула пальцами и заставила его влюбиться в меня.
— Да, у тебя к этому дар. Через мгновение он бормочет: — Ты просто начала дрожать.
— Заткнись.
— Тебе холодно?
— Может, ты заткнешься, пожалуйста? Ты же знаешь, что мне не холодно.
Он перекатывает меня на спину, приподнимается на локте и улыбается мне в лицо.
Утренний свет боготворит его, подчеркивая очертания его скул, придавая его темным волосам оттенок бронзы, отблескивая медью на загнутых кончиках его ресниц.
И эти глаза! Черт возьми, с таким же успехом они могли бы быть бесценными изумрудами!
Я шепчу: — Боже, ты прекрасен. Это отвратительно.
Он запрокидывает голову и смеется.
— Я рад, что ты находишь меня таким прекрасным.
Все еще посмеиваясь, он целует меня в кончик носа. — Предполагается, что это я должен говорить комплименты.
— Знаешь что? Ты прав. Я жду.
Обхватывая мое лицо руками, он смотрит мне в глаза и мягко говорит: — В мире нет комплимента, который мог бы воздать тебе должное.
Я издаю звук. — Неправильный ответ. Попробуйте еще раз.
Поджимая губы, чтобы подавить смех, он опускает голову и прячет лицо у меня на шее.
— О, боже мой. У тебя это плохо получается!
— Я не привык делать комплименты по первому требованию.
— Ну, привыкай к этому! Мне нужен комплимент, Мал. Вот так, прямо сейчас!
Он перекатывается на спину, тянет меня на себя, убирает волосы с моего лица и смотрит мне в глаза.
— Хорошо, — говорит он хриплым голосом. — Вот он. Ты заставляешь меня пожалеть, что я не жил другой жизнью. Ты заставляешь меня желать вернуться назад во времени и начать все сначала. Ты заставляешь меня думать, что мир, в конце концов, не такое уж дерьмовое место, что доброта существует, счастье — это не выдумка, и настоящая любовь возможна. Ты заставляешь меня верить в чудеса, Райли Роуз. Когда я с тобой, я чувствую, что моя жизнь не была такой уж пустой тратой времени.
После долгого молчания я разрыдалась.
— О, черт, — говорит он в ужасе. —Все было настолько плохо?
Я ударяю кулаком по его плечу и, рыдая, опускаю лицо ему на грудь.
—Милая. Милая, перестань плакать. Он обнимает меня и крепко прижимает к себе.
—Я никогда не плакала до встречи с тобой! Клянусь богом, я ни разу не плакала! А теперь посмотри на меня! Я развалина!
— Ты не развалина.
