Он глубоко вздохнул.
— Однажды ты рассказала мне о некоторых своих недостатках.
— Обо всех!
Джекс улыбнулся и потянул ее за кудряшку.
— Хочешь узнать мои?
— Я их знаю. Ты не любишь делиться секретами. Ты думаешь, что собачьи пуки — это смешно.
— Все думают, что это смешно.
— Ты заставляешь меня говорить во время секса.
Он усмехнулся:
— Тебе же это нравится.
Мэдди зарделась.
— Не важно.
Она ничего не добавила, и Джекс удивленно приподнял бровь.
— И что, все? У меня больше недостатков, Мэдди. Целая куча. Например… До пяти лет я ел одни хлопья.
— Мне нравятся хлопья.
— Я спрыгнул в море с Лунного утеса, когда мне было десять. Думал, смогу полететь, но вместо этого сломал обе ноги.
— Ну, все мальчишки такие. Подумаешь.
— В девятнадцать я трахался в библиотеке юрфака, и меня едва не арестовали за непристойное поведение. Я провалил выпускной экзамен из-за похмелья. — Он помедлил и выложил все карты на стол. — Еще я взялся за дело, из-за которого невиновная женщина оказалась в ловушке между истцами и ответчиками. Я пытался предостеречь ее, нарушив тем самым юридическую этику. Но вместо того чтобы извлечь пользу из полученной информации, она покончила с собой.
Джекс замолчал, когда Мэдди сдавленно охнула. Он не смог истолковать этот звук, понятия не имел, что он выражал — ужас или отвращение. Но он зашел уже слишком далеко — отступать некуда.
— После этого случая я прекратил юридическую практику. Она вынула из меня душу. — Джекс помолчал. — И душа до сих пор не на месте.
И тут Мэдди посмотрела ему в глаза. Он подумал, что она бросится прочь от него через три, две, одну…
Мэдди сделала шаг, но не прочь от него, а, наоборот, к нему навстречу, положила руку ему на грудь, где-то в районе сердца, и нежно погладила.
— У тебя есть душа, — прошептала она, ее голос взволнованно дрогнул. — И огромное сердце. Даже не сомневайся. У тебя сердце супергероя, — горячо сказала она.
Он покачал головой:
— Я не супергерой, Мэдди, даже близко. Я обычный парень со своими изъянами. И их немало. Я занимаюсь ремонтом и делаю мебель, потому что мне это нравится, но ни то ни другое нельзя назвать доходным делом.
— Но у тебя такой большой красивый дом. Как же ты смог… — Она помолчала. — Твой отец, — вздохнула она.
— Нет-нет, — твердо ответил он, — не отец. Просто я умею правильно вкладывать деньги.
Мэдди поймала его взгляд.
— Это тебя беспокоит, — заметила она.
Джекс помотал головой, не в состоянии найти подходящие слова. Он попытался вернуть людям то, что, по его мнению, он взял за годы службы в фирме, но вместо этого вновь извлек пользу для себя.
— Знаешь, ты вот стоишь здесь, — мягко сказала Мэдди. — А кажется, будто ты далеко. Ты столько держишь в себе. Ты делаешь это специально?
— Да, я делаю это специально так долго, потому что не вижу, как иначе. Ты же знаешь меня, Мэдди. Знаешь, чем я занимаюсь, куда люблю ходить…
— Я знаю это о многих людях, Джекс. О Люсиль, о Лансе. Черт, я и об Андерсоне столько же знаю. — Мэдди толкнула его в грудь. — Я хочу знать о тебе больше. Я хочу… — Они оказались лицом клицу, и Мэдди, споря с Джексом, смело посмотрела ему в глаза.
Она не боялась его. Она не отводила взгляда, отстаивая свою позицию, и Джекс никогда еще не был так горд за нее.
— Ты и так знаешь больше, — тихо ответил он. — Знаешь моих друзей, знаешь о моих отвратительных отношениях с отцом. Знаешь, что я вожу видавший виды джип, чтобы моя большая ленивая собака могла ехать со мной куда угодно. Знаешь, что я оставляю свою одежду там, где скинул, и что я люблю совершать пробежки по пляжу.
Мэдди что-то тихо пробурчала, Джекс подошел ближе и провел рукой по ее шее.
— Ты знаешь, как я люблю прикасаться к тебе.
Мэдди закрыла глаза.
— И мне нравится в тебе все, что ты перечислил, — призналась она. — Особенно последнее… — С ее губ сорвался тихий вздох, и она посмотрела ему в глаза. — Но ты все еще что-то скрываешь, я чувствую. Что ты скрываешь, Джекс?
Тяжело вздохнув, он взял ее за руку.
— Если я признаюсь, я нарушу обещание. Я не могу это сделать.
— Из-за того, что случилось с тобой, когда ты был юристом?
— Со мной ничего не случилось, — поправил он хриплым от волнения голосом.
Мэдди провела рукой по груди, вновь остановившись там, где билось сердце.
— Ты пытался помочь ей, Джекс. Ты не знал, на что она решится. Не мог знать.
— Я подвел ее. — Он зажмурился и снова открыл глаза. — И сейчас я снова между молотом и наковальней.
— Не понимаю.
— Знаю, что не понимаешь. — Он посмотрел на ее лицо, такое сосредоточенное, такое напряженно-внимательное, и снова тяжело вздохнул. — Ваш залог на отель. Я знаю, у кого долговая расписка. И знаю, что если бы вы договорились с этим человеком, банк одобрил бы рефинансирование.
Мэдди нахмурилась:
— Ты не можешь знать этого наверняка.
— Я знаю наверняка. Я пытался тебе намекнуть, но…
— О Боже… — Мэдди открыла рот и отпрянула от Джекса. — Это ты. Долговая расписка у тебя!
Джекс протянул ей руку, но Мэдди отдернула свою.
— Нет. Нет, — повторила она, часто и глубоко дыша. — У тебя?
— Да.
Мэдди ошарашенно смотрела на него.
— Почему же ты мне не сказал? Мы столько раз говорили об этом…
— Я каждый раз старался направить тебя в нужную сторону…
— Ты старался направить меня! Направить?! — Она слушала его и не верила своим ушам. — Я не овца, Джекс. Я запуталось, я испытывала дикий стресс, была ошеломлена, шокирована, а ты… А у тебя все это время был ответ!
— Я старался защитить чужую тайну и тебя, Мэдди. Я хотел, чтобы ты получила рефинансирование. Со мной. Но тогда взыграла бы твоя дурацкая гордость, она задушила бы тебя, если б ты решила, что принимаешь от меня что-то, чего не заслужила. Я знал, что только если это будет твоя идея, ты продолжишь бороться.
Она покачала головой:
— Так ты утаивал от меня информацию из благородных побуждений? — Она поморщилась, провела рукой по лицу, словно снимая невидимую пелену.
— Да, только в моей голове это звучало немного лучше.
Закатив глаза, Мэдди отвернулась от Джекса, но вскоре повернулась снова.
— А траст, упомянутый в завещании Фиби, — о нем ты тоже все знаешь, да?
Ему захотелось, чтобы она просто убила его уже наконец и покончила с этим.
— Да.
— Он твой? Она оставила доверенность тебе?
— Нет.
— Тогда…
— Я не могу сказать.
— В смысле — не скажешь?
— И это тоже.
