Она дернулась от его ответа, как будто Джекс ее ударил, и тем самым, в свою очередь, нанесла сокрушительный удар ему прямо в сердце.
— Я точно помню, как спросила тебя, есть ли что-то еще, что мне надо о тебе знать, — произнесла Мэдди очень тихо.
— Это не касается меня. Это не моя собственность…
— Ты же мой друг. Ты мой… — Она остановилась на полуслове, глядя на него блестящими от невысказанных эмоций глазами. — Ну, — наконец тихо вымолвила она, выдержав мучительную паузу, — я никогда до конца не была уверена, кто же мы друг другу, но все же надеялась на большее.
— Так оно и было. Есть. Боже, Мэдди! Я не мог сказать тебе. Я пообещал.
— Да. Я поняла. А поскольку ты определенно никогда не давал мне никаких обещаний, у меня нет права злиться на тебя. — Дрожащей рукой она провела по глазам. — Я устала. И хочу вернуться в отель.
— Не раньше чем мы покончим с этим.
— Покончим? — Она невесело рассмеялась и направилась к джипу размеренным ровным шагом. — Я думаю, мы только что это сделали.
Мэдди на цыпочках прокралась в темный коттедж. Свет шел только от елки. Прижав руку к сердцу, она прошла прямо на кухню, к буфету, где Тара держала вино.
Вина на месте не оказалось.
— Вот черт!
— Случаем ты не это ищешь?
Мэдди обернулась на голос Тары, прищурилась и увидела в темноте сестру, сидящую на кухонном столе в старой, но очень сексуальной белой ночнушке. Перед ней стояла наполовину опорожненная бутылка вина.
— Мне бы не помешало то, что там осталось, — ответила Мэдди.
— Нет. Сестра, регулярно получающая оргазмы, не имеет права на сострадание.
— Ну да, только вот оргазмы остались в прошлом.
— Что? Почему?
— Потому что он многое скрывает от меня. От нас. — Пройдя в глубь кухни, Мэдди взобралась на стол рядом с Тарой. — Должно быть, ты слишком пьяна, чтобы это переварить, но дело в Джексе. Он держатель долгового обязательства.
Тара замерла.
— Он сам… тебе об этом сказал?
— Да, он внезапно оказался надежным источником информации. Этот свинтус знает правду и о трасте, но держит язык за зубами.
Тара сверлила Мэдди взглядом.
— Возможно, у него есть на это причины. Веские причины. Может, даже очень веские.
Мэдди вздохнула:
— А ты чего пьешь в одиночку?
— Я все делаю в одиночку.
— Тара… — Неужели этим вечером мукам не будет конца? — Так не должно быть.
— О, сладкая, — Тара отпила из горлышка бутылки, — ты всегда такая добрая, милая и… добрая и милая?
— Сейчас я отнюдь не добра и не мила.
Тара закрыла глаза.
— Я смотрю на тебя и чувствую себя такой виноватой. Я так переполнена этой проклятой виной, что я сейчас взорвусь.
— Но почему?
— Ради меня ты сняла с карточки последние деньги. Ты хотела остаться здесь, даже в гордом одиночестве, если будет надо, чтобы обо всем позаботиться. А всего, чего хотела я, — это уехать. Ты столько отдаешь, Мэдди. Ты — дающий, а я… — она в задумчивости наморщила лоб, — паразит. Я паразит на теле жизни. Я присосалась к ней.
— Так, больше никакого вина. — Мэдди забрала у нее бутылку. — Мы все вывернули карманы. Ну, кроме Хлои, потому что, как оказалось, у нее на счету ничего нет, но ты и я — мы обе…
— По разным причинам, — прошептала Тара и приложила палец к губам. — Шшш. — сказала она, — я промолчу.
— Так, ладно, тебе пора баиньки, — решила Мэдди.
— Вот видишь, — Тара ткнула пальцем в ее сторону, — ты любишь меня.
— Каждый высокомерный, самовлюбленный, стервозный, всезнающий дюйм! — согласилась Мэдди. — Ну, давай же. — Ей удалось отвести Тару в спальню, где все еще спала Хлоя. Тара плюхнулась рядом с ней и уснула сразу, как только ее голова коснулась подушки. Скинув туфли, Мэдди переоделась в пижаму, переползла через одну сестру, прижалась к другой — обе недовольно ворчали во сне, когда ее ледяные конечности коснулись их ног под одеялом.
— Мэдди? — спросила Тара шепотом, достаточно громким, чтобы его было слышно в Китае. — Прости.
— За то, что ты выдула все вино?
— Нет. За то, что вынудила Джекса сделать тебе больно.
— Что?
Тара не ответила.
— Тара, о чем ты?
Ответом ей было тихое похрапывание.
Некоторое время спустя Мэдди внезапно проснулась от того, что задыхалась. Ловя ртом воздух, она резко села — ее легкие наполнились ужасом и дымом.
— О Боже! — закричала она, покрываясь холодным потом. Комнату застилали клубы дыма. Мэдди растолкала сестер. — Просыпайтесь, пожар!
— Что… — Тара перекатилась с боку на бок и упала с кровати.
Хлоя лежала на спине с широко открытыми глазами, тяжело дыша, обхватив руками горло и отчаянно пытаясь втянуть воздух в свои уже забитые дымом легкие.
Мэдди спрыгнула с кровати и потащила ее за собой. Господи, о Господи!
— У кого есть телефон под рукой?
— Мой на кухне, — ответила Тара хриплым от дыма голосом.
Телефон Мэдди остался там же.
Почти парализованные ужасом, они направились к двери и остолбенели — дверной проем уже лизали языки пламени, поедающие косяк и отрезавшие им путь к отступлению.
До кухни никто не доберется.
Тара подбежала к окну и попыталась его распахнуть.
— Заело!
Хлоя упала на колени, побледнев до прозрачности, ее губы посинели. Мэдди схватила с пола футболку, вылила на нее воду из стакана, стоявшего у кровати, и приложила к губам Хлои.
— Ингалятор! Где твой ингалятор?
Хлоя беспомощно мотнула головой — он был зажат в ее руке и явно не облегчал ее состояния.
— Мэдди, помоги мне открыть окно! — прокричала Тара, пытавшаяся открыть заевшую раму.
Мэдди понимала, что с окном — полная засада. Подоконник и оконная рама были густо покрашены в несколько слоев, причем последний нанесли по меньшей мере десять лет назад. Они не занялись этим раньше, потому что было слишком холодно, чтобы открывать окна.
— Воздуха! — произнесла Хлоя одними губами — ни единого звука не сорвалось с ее губ, только хрипы. Зрачки ее были расширены от ужаса.
Паника Хлои передалась Мэдди. Окно не сдвинется с места, а у них нет времени с ним сражаться. Хлоя вот-вот потеряет сознание. Черт, да она сама сейчас шлепнется в обморок. За последние шестьдесят секунд дым сгустился, вокруг них пульсировал горячий воздух, за спинами все трещало от огня.
Мэдди схватила маленький стульчик в углу комнаты, стряхнула с него одежду и, размахнувшись, ударила по стеклу. Ножками стульчика она сбила острые осколки, сгребла с кровати одеяло и набросила на край рамы — так, чтобы они не порезались, выбираясь наружу.
