Все время, пока они, так или иначе, встречаются с Верой — в основном на праздниках у Симы, — они осторожно обходят ее стороной, словно опасаются, что она заразит их своей серостью…
— Мама, — заглянула к ней в комнату Валерия, — а чего это тетя Вера так быстро от тебя ушла?
— Она торопилась к новой жизни, — фыркнула Сима.
— Представляешь, я за хлебом ходила, так она мне уже во дворе вот этот пакет с апельсинами вручила. Передай, говорит, маме, а то я забыла отдать. О чем же это вы так заговорились, что твоя подруга забыла, зачем пришла?
— Ты ходила за хлебом?.. — ворчливо заметила, не отвечая на вопрос дочери, Сима. — Хоть каждый день ноги ломай, чтобы в доме порядок был…
— Нет уж, каждый раз за хлебом ходить я не согласна. Если ты помнишь, кроме меня, у тебя еще двое детей. А за хлебом в нормальных семьях ходят младшие дети, а вовсе не те, кому скоро девятнадцать лет.
— Тебе два месяца назад восемнадцать исполнилось! — заметила Сима.
— Ну и что же, зато я уже студентка и, между прочим, на бюджетном отделении учусь, денег с тебя не тяну.
Сима промолчала, что, кроме оплаты за учебу, дочери постоянно требуется то одно, то другое, потому что на бюджете учатся в основном дети богатых родителей, то бишь преподавателей, им, видите ли, влом платить за учебу! Зато всякие прочие поборы с учащихся принимают легко, как само собой разумеющееся.
Влом. Нахваталась Сима от своих детей всяческих новоизобретенных словечек!
Так вот, это именно богатые родители проявляют инициативу: собирают деньги на день рождения преподавателей, скидываются на ремонт перегоревшего компьютера… Да мало ли! Не говоря уже о том, что одеваются все студенты бюджетного отделения так, будто не учатся, а по крайней мере в банке работают, где зарплата у них по две штуки зеленых в месяц.
— Иди сюда, моя ты взрослая дочь, я тебя поцелую!
— Вот еще! — хмуро отозвалась Лера, но для поцелуя к матери подошла.
Стесняется показать, что она так же хочет материнской ласки, как и младшие. И вообще, она уже позволяет себе некоторый покровительственный тон по отношению к матери, которая, как ей кажется, живет не так, как надо, критикует, пытается даже советы давать.
Сима посмеивается, но не слишком обидно.
— Посмотрю, как ты свою жизнь устроишь!
На самом деле в глубине души она понимает, что присутствие в доме одного за другим двух отчимов — трех, если считать с ее гражданским мужем, — не слишком понравится любому ребенку. Валерии в этом смысле досталось больше всех. Правда, никто из них плохо к девочке не относился, но ведь к каждому ей приходилось привыкать, а Лера вообще трудно сходится с людьми…
Что же делать, если Серафима Назарова — человек гордый и не может прощать измены, равнодушия, неуважения… И разве это семья, если все это присутствует?
Если уж на то пошло, лучше вообще подобные семьи не создавать. Но как узнать, глядя на положительного во всех отношениях человека, какой порок обнаружится у него с течением времени? Если бы это было явно с самого начала, многие женщины прежде бы сто раз подумали, выходить ли вообще за них замуж. Все трое ее мужей были такими белыми и пушистыми до свадьбы, оставалось на них разве что молиться, а потом вдруг выглядывало из них такое мурло…
Время от времени Серафиме приходит мысль: а не провести ли оставшиеся годы — тут ей самой становится смешно: можно подумать, она старая женщина! — в одиночестве? По крайней мере ни от кого не зависеть, решать свои проблемы самостоятельно. Но стоит ей остаться одной, как тут же в ее жизни появляется кто-то, с кем у нее рано или поздно устанавливаются серьезные отношения, плавно переходящие в брак…
Вообще, несмотря на уверения подруг, что одиноких мужчин мало, Серафима то и дело с ними сталкивается. Наверное, все дело в ее характере, благодаря которому она с места в карьер начинает участвовать в жизни своего очередного бойфренда. Если у него какие-то болячки, то лечить, если проблемы с работой — помогать найти другую.
Она гладит их по голове, успокаивает, покупает новую одежду — понятно, не на свои деньги, альфонсов она не терпит. Следит, чтобы одеты были всегда чисто. В этом смысле она чистюля каких поискать. Стиральная машина-автомат крутится у нее каждый день — шесть человек, попробовала бы она вручную всех их обстирать!
В общем, не успевает мужчина оглянуться, как уже привыкает к свежим рубашкам, белым носкам — любит она на мужчинах светлые носки. К вкусной еде — Сима хорошо готовит. И к теплой атмосфере семейных обедов-ужинов…
Он начинает бояться, что такой рай может кончиться, и торопится вести Симу к алтарю. Но едва сыгран марш Мендельсона, как ее муж расслабляется — уж теперь-то она от него никуда не денется — и позволяет себе не скрывать более свое подлинное лицо.
Вера думает, что Симе всего лишь везет. На детей — какие они у нее умненькие да симпатичные, на мужчин — чувствуют себя у нее в доме своими, как будто и не ее рук это дело. И что Серафима не ценит своего счастья, не держится за мужей…
Впрочем, что взять с Веры? Как ей объяснить, что везение в ней самой, спит до поры до времени мертвым сном? А может и не проснуться. Если в нем не возникнет необходимости.
— Вов, скажи честно, — допрашивала ночью Сима своего гражданского мужа Владимира, — тебе моя подруга Вера нравится?
— Чего вдруг она должна мне нравиться? — удивился Володька.
— Как — чего? — рассердилась Сима; мужик не воспринимал всерьез ее вопросов и считал, что в них вполне может крыться ловушка. — В конце концов, она — молодая женщина…
— Вообще-то, если разобраться, не очень молодая, — лениво пробурчал он. — Бесцветная, неинтересная. Потухшая какая-то. Впрочем, для того чтобы потухнуть, надо как минимум гореть, а твоя Вера гореть не может. Потому что бетон не горит.
— Ты, Сумятин, как скажешь! — вздохнула Серафима. — Хорошо, что Вера не слышит. А я, выходит, женщина немолодая?
— Я ничего такого не говорил! — сразу стал защищаться Володька. — Ты мне лишнего не шей, у меня и своих грехов хватает!
Что-что, а защищаться он умел. Сима как-то слышала, как Володька в кругу мужчин произносил спич на тему «Женщина — что это такое?».
— Женщина, — вещал он, — такое непредсказуемое существо, с которым постоянно надо быть настороже. Никогда не знаешь, как она истолкует не только твое слово, а даже один звук или одно нечаянное движение. Прощелкаешь клювом, нападет, порвет на куски — и совершенно напрасно надеяться на свою физическую силу…
— А если сразу в рог? — спросил кто-то.
