Он скрестил руки на груди, наблюдая за мной с огоньком веселья в глазах.
— Тогда почему ты выглядишь так, будто кто-то насрал в твой банановый пудинг? И с каких это пор ты ешь что-то кроме идеально желтых бананов? Этот больше походил на огурец.
— С тех пор, как прибыл стажер из ада, — полагать, что она сможет найти подходящий банан, было ошибкой, и я ее не повторю.
— Полагаю, глупо спрашивать, почему ты ее не увольняешь?
— Ты правильно предполагаешь. Я не могу ее уволить. Пока.
— Понятно, — Уильям скептически наморщил лоб. — Значит, она горячая штучка?
Я бросил на него страдальческий взгляд.
— На самом деле? Ты же понимаешь, что мы только выглядим одинаково? Один из нас умеет держать член в штанах, особенно на работе.
— Эй, это не я вынимаю член из штанов на работе. Те женщины, конечно, были очень настойчивы. Кроме того, я знаю, что ты не против намочить свой член. Как с той женщиной... черт, как ее звали?
— Валери, — я старался не часто произносить ее имени. Возможно, когда-то во мне было что-то близкое к настоящим чувствам к ней. Теперь я просто чувствовал пустоту потери, не потому, что она ушла, а потому, что я отдал часть себя, жаль, что я не могу вернуть эту часть.
— Точно, — сказал Уильям. — Бешеная сука. Знаешь, я как-то думал о том, чтобы подставить ее за какое-то мелкое преступление в качестве подарка на твой день рождения. Ничего серьезного, конечно, но я подумал, что пара ночей в тюрьме пойдет ей на пользу.
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.
— Ага, конечно, пошутил, — он произнес это так, что я понял, что он не пошутил.
— Я должен сказать. Я ненавидел ее до того, как она изменила тебе. Представь, что я чувствую к ней сейчас? — он ухмыльнулся, ударив меня по плечу, как будто это была хорошая шутка. — А потом тот эпизод, который был у тебя с твоим секретарем. Помнишь? — спросил он, и лицо его расплылось в улыбке. — Клянусь, ты трахал только тех женщин, которым приходилось надевать брючные костюмы и юбки-карандаши на работу. Я уже начинаю думать, что у тебя фетиш.
Я сделал глубокий, контролируемый вдох через нос. Уильяму всегда удавалось завести разговор о сексе, и у него никогда не было проблем с разговорами о моей сексуальной жизни.
— Да, у меня были отношения. И нет, у меня нет фетиша.
С тем, что я уже диагностировал как хронически плохой выбор времени, мой стажер, спотыкаясь, вошла в комнату. Буквально. Ее каблук зацепился за ковер, и она снова чуть не пролила на меня кофе.
Уильям поднял брови, осматривая ее тело и, без сомнения, отмечая юбку-карандаш.
Он усмехнулся.
— Кстати, о фетишах.…
Наташа взглянула на Уильяма и снова чуть не пролила кофе. Она снова посмотрела на меня, потом на Уильяма, на ее лице было написано замешательство. Она, должно быть, знала, что у меня есть близнец, потому что взгляд понимания появился у нее быстрее, чем у большинства людей, которые видели нас вместе в первый раз.
— Близнецы, — сказал Уильям. Он подошел к ней поближе, положив руку ей на спину, как будто ей нужно было помочь выровнять равновесие. Честно говоря, я думаю, что ей, вероятно, это нужно было. Из того немногого, что я узнал о стажере, она время от времени падала без предупреждения.
— Так это ты — тот, который вежливый, — сказала она Уильяму. — Полагаю, это делает тебя злым близнецом, Брюс?
Уильям ухмыльнулся.
— Эй. Мы можем оставить ее у себя? Она мне уже нравится. Неудивительно, что у тебя на нее стояк.
— Это у меня нет венерических заболеваний, — прорычал я, стараясь не обращать на него внимания.
Уильям поднял руки, что, к счастью, означало, что он больше не лапал ее.
— Полегче там, убийца. Я всегда пользуюсь защитой. Я чист как стеклышко.
— Спасибо, — грубо сказал я, выхватывая кофе у нее из рук и надеясь, что она уйдет. Я не хотел, чтобы у моего брата было больше возможностей попытаться трахнуть ее. Потому что у нее был пульс, она была красивой, и самое главное, он подозревал, что я хочу ее для себя. В книге рецептов Уильяма это было как можно ближе к афродизиаку, которым Мать Природа могла только надеяться обеспечить.
Стажер осталась на месте, все еще глядя между нами, как будто она ожидала, что мы покажем, что это была оптическая иллюзия все это время.
— Это странно, — сказала она.
— Не совсем. Это генетика, — сказал я.
— Игнорируй его, — Уильям последовал за ней к холодильнику, пока она рылась в поисках «Бог знает чего». — У него хроническое состояние. Они нашли палку у него в заднице, когда мы были еще детьми, и врачи сказали, что мы не можем удалить ее, не убив его. Естественно, мы все старались изо всех сил, чтобы вытащить ее, но упрямый ублюдок никогда не давал нам ни дюйма. Видишь, он тоже крепкий орешек. Это трагедия, если подумать. Иногда я не сплю по ночам, пытаясь понять, кто был первым... палка или упрямая задница.
Стажер пыталась скрыть улыбку, спрятав голову за дверь холодильника, но я слышал ее прерывистое дыхание, когда она подавляла смех.
— Вон, — сказал я Уильяму.
Он сделал шаг к двери, как будто все равно собирался уходить.
— Кстати. Носи юбки-карандаш. Выгляди как секретарша. Для него это как фетиш. Очень его возбуждает. Он как старый автомобиль. Трудно завести, но как только заводите его, он действительно едет. Просто продолжай в том же духе, малышка.
Она опустила глаза, разглаживая юбку, и ее щеки пылали красным. Сколько часов я ее знал и сколько раз она уже краснела? Я никогда не признавался в этом ни одной живой душе, но, возможно, я и отдавал предпочтение внешности секретаря. Мне также всегда нравились женщины, которые легко краснеют.
Ничего из этого не было важным, потому что список вещей, которые мне не нравились в этой женщине, был таким длинным. Она была катастрофой для моего совершенства, разрушительным шаром, который пробьет каждую тщательно построенную стену и комфорт, на создание которого я потратил свою жизнь. Она была абсолютно на сто процентов не для меня почти во всех смыслах этого слова, и все же я ее не уволил. Я также знал, что не стану этого делать. Я буду держать ее до…
До чего?
Остаток дня я провел в раздумьях, что же это было. Какого черта я ждал?
***
Позже в тот же вечер я сидел за столом в «12-м Сезоне». Все по высшему разряду: белая скатерть, свечи, пиджаки и галстуки. В центре обеденного зала стоял огромный аквариум, наполненный экзотическими дорогими рыбками, в том числе акулой и большим угрем-муреной, которые выглядывали из группы скал, беззвучно хлопая ртами, словно пробуя воду на вкус. Я рассеянно задавался вопросом, может ли плен когда-нибудь свести рыбу с ума, пока смотрел на угря. Люди сошли бы с ума в такой коробке за несколько недель, может быть дней.
Я думал о том, как Наташа назвала меня роботом. Может быть, она не совсем ошиблась, по крайней мере, в некоторых отношениях. Дело не в том, что я не чувствовал или не жаждал всего, что делали большинство людей. Разница в том, что я научился подавлять все это. Я научился этому сам. Думаю, у нас с Уильямом были свои механизмы защиты от того дерьма, в котором мы выросли. Он научился ни о чем не заботиться. Я научился бороться за контроль даже в самых неподконтрольных ситуациях. Я научился брать хаос и наводить порядок.
Это все произошло не сразу. Жизнь бросила в меня почти все, что могла, и постепенно я закрылся. Думаю, проблема была в том, что вы хороните вещи, которые хотите защитить, держать в безопасности, но это также держит их вне досягаемости для вас. Где-то по пути, я думаю, что я замуровал слишком много себя, и в конечном итоге ничего не осталось, чтобы показать миру, кроме профессиональной компетентности и лица, на которое женщины любят смотреть. Я чуть не рассмеялся. Наташа знала меня всего два дня и, казалось, уже попала в точку. Я был не намного лучше робота.
Мои родители опоздали на десять минут. Моей матери было за пятьдесят. У нас с Уильямом были ее глаза и брови, а от моего отца квадратная челюсть и широкие плечи. Бог знал, откуда у нас такой рост, потому что оба моих родителя были на несколько дюймов ниже шести футов.
