Этим я, кажется, застаю Юлиана врасплох, так как он переспрашивает:
- Что, прости, я, кажется, не расслышал?
- На Плутоне есть подземный океан, - повторяю совсем тихо, сетуя на собственную привычку выдавать бессмысленные, казалось бы, факты в момент наивысшего нервного напряжения.
Глаза Юлиана слегка сужаются, фокусируясь на моем лице.
- Ты в принципе-то нормальная? - спрашивает он. - Может, у тебя ку-ку, с головой не в порядке?
Я даже не обижаюсь: Карл постоянно называл меня «маленькой сумасшедшей». Наверное, такая я и есть: кто бы еще в трезвом уме и твердой памяти согласился ввязаться во всю эту канитель с перевоспитанием большого мальчика.
Большого... симпатичного мальчика со скверным характером!
Невольно обращаю внимание на грудные мышцы парня, нахально выставленные на всеобщее обозрение, ну, то есть, на мое индивидуальное обозрение в данном конкретном случае. Никак хочет смутить и прогнать меня из дома...
Не получится - слишком многое для нас с Ангеликой поставлено на карту.
- Согласись, про подземный океан на Плутоне ты, действительно, не знал? - отвечаю вопросом на вопрос. Пора взять себя в руки и перестать трястись...
И Юлиан изгибает губы в язвительной насмешке:
- О да, как я мог упустить такую жизненно важную информацию!
Говоря это, он выглядывает в окно и моментально спадает с лица.
- Черт возьми, - орет он на всю квартиру, - что здесь делают эти полицейские? Они ведь не собираются пасти нас у дома? - и он стискивает кулаки.
- Офицер Марш сказала, что будет контролировать ситуацию, ты должно быть упустил это, - произношу как можно осторожнее, не желая вызвать приступ еще более яростного негодования со стороны парня. И тот, действительно, оборачивается с гневно выпученными глазами:
- Какого, спрашивается, лешего, ты вообще заявила этой бабе, что я отец твоего ребенка?
- осведомляется он с едва сдерживаемым негодованием. - Совсем с катушек слетела? Не нашла другого козла отпущения? - Менторским тоном: - Отвечай, любопытно послушать.
Складывает руки на груди и глядит на меня, не мигая.
Так, как меня там учили... Прокручиваю в голове наставления турбобабуль и произношу:
- Просто они застукали меня спящей в автомобиле с ребенком и начали расспрашивать, кто я и что я, есть ли у меня родственники и все такое прочее... Я запаниковала: кроме тебя, я никого в этом городе не знаю. - Пытаюсь казаться несчастной сироткой, нуждающейся в помощи. - И признайся только, что мне некуда податься, могли бы начаться проблемы из-за Ангелики: сказали бы, что я плохая мать, не способная создать ребенку соответствующие условия жизни и... Ну сам понимаешь, я не могла этого допустить!
- И потому оболгала меня? - негодует молодой человек. - Вон, полюбуйся, - тычет пальцем в окно, - они нас теперь пасут в своем автомобиле? Я на это не подписывался.
Я возражаю:
- Подписался... в документе этой ночью. - И так как перекошенное лицо Юлиана снести не так-то просто без анестезии - восклицаю: - У медуз нет мозга, нет сердца и нет скелета.
- И так несколько раз по кругу, прикрыв глаза и отрешившись от всего мира.
Наконец слышу хлопанье дверцы холодильника и звук включившегося электрического чайника. Приоткрываю глаза и оцениваю обстановку...
- Ты снова на связи? - спрашивает парень. - Таких идиоток, как ты, я еще никогда не встречал.
Приходится признать:
- Я такая в единственном экземпляре.
- Это я уже понял. - И как будто смягчившись: - Завтракать будешь? Правда, есть только чипсы.
И я - в ответ:
- Есть пачку чипсов каждый день - это то же самое, что в год выпивать пять литров растительного масла.
- Может заткнешься уже, - стонет парень, откидывая надорванный пакетик с чипсами в сторону. - Весь аппетит перебиваешь.
В этот момент Ангелика подает голос, и я переключаю внимание на нее. Кажется, первую волну негодования мне удалось пережить... Надо рассказать обо всем турбобабулям.
Однако прежде, чем это произойдет, следует закрепить свои позиции: и я, выждав какое-то время, произношу:
- Послушай, мне тоже не особо хочется напрягать тебя своим присутствием, просто не было другого выбора. И раз уж так вышло - давай потерпим друг друга какое-то время...
- Два дня, - вносит предложение Юлиан. - Больше я вряд ли выдержу!
- Не уверена, что смогу найти работу и квартиру за столь краткий срок, - произношу неуверенным голосом.
И он спрашивает:
- Так ты уже не работаешь в баре?
- Выгнали из-за дочери. Мне было не с кем ее оставлять...
На самом деле я просто-напросто подменила знакомую фрау Риттерсбах - еще одна маленькая уловка в нашем коварном плане.
- Всегда знал, что от детей одни проблемы, - заявляет парень. И присовокупляет: - Сделала бы аборт, и дело с концом!
Он сам не понимает, о чем говорит, но его слова бьют по больному, и от внезапной вспышки негодования я так и вскипаю, не в силах сдержаться:
- Лучше бы твоя мама сделала аборт, когда узнала о своей беременности, ты, идиот ненормальный! - ору в сердцах, хватая диванную подушку и запуская ей в обалдевшего парня. Тот даже не успевает прикрыться, и та впечатывается в его идеально красивое лицо...
- Зачем ты это сделала? - рычит он, отпинывая подушку в сторону и порываясь в мою сторону. Лицо злющее, аж страшно... Подхватываю Ангелику и выставляю ее перед собой на вытянутых руках, подобно животворящему кресту, способному отгонять злые силы.
- В Китае убийство панды карается смертью, - выдаю очередной факт, едва борясь с желанием зажмурить глаза.
Юлиан замирает в двух шагах от нас, пристально глядя в глаза моей дочери. Вроде как преодолевая силой мысли преграждающий дорогу барьер...
И тогда Ангелика улыбается. Сучит ножками и тянет ручонки в его сторону...
Юлиан отступает...
шаг...
другой...
третий.
- Два дня, - цедит он сквозь стиснутые зубы, подхватывает ветровку и выбегает из квартиры.
- Боюсь, двумя днями ты не отделаешься, - отвечаю захлопнувшейся двери. - Даже и не надейся!
Теперь, когда я одна в квартире, можно и пошалить немного: я о том, что можно запихнуть в стиральную машинку и постирать вещи Анжелики, разобрать наши сумки, используя вместо шифоньера... журнальный стеклянный столик. Выставить на кухонной столешнице шеренгу из пластмассовых бутылочек различной модификации и дополнить все молокоотсосом.
Пусть этот эгоист поизвивается, подобно ужу на сковороде, при виде захваченной неприятелем территории.
От Алекса я знаю, что их мать умерла больше пяти лет назад, и вместе с ее смертью и без того непростой характер парня стал и вовсе непереносим.
- Не знаю, почему он стал таким, - говорил тогда Алекс с грустью в голосе. - Отец любил нас одинаково, пусть даже Юлиан и был неродным. Что с того? Любовь к матери автоматически распространялась и на ее сына. Однако брат воспринял ее замужество как предательство: до этого они были только вдвоем против всего мира - Юлиан и мама, а потом появился Адриан, оттянувший часть материнского внимания на себя. Я думаю, он так и не смог простить ему этого... А потом еще родился я: писклявый комок, требующий ее внимания и днем, и ночью без перерыва. Наверное, тогда Юлиан и возненавидел всех младенцев в целом... А еще запретил себе чувствовать: чувства делают нас ранимыми (он испытал это на себе), а быть ранимым он не желает никоим образом.
Не знаю, насколько все это верно, однако не доверять Алексу нет никаких причин: он сам натерпелся от брата и искреннее хочет пробиться сквозь его панцирь плохого мальчика.
Надеюсь, у него это получится... не без моей помощи, само собой.
Нахожу под кроватью парня кружевные женские стринги и с брезгливостью выкидываю их в мусорное ведро.
5 глава. Юлиан
Эта девица совершенно ошалела: заполонила мой дом своими вещами, словно так и должно быть. Рассовала их по всем углам - шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на соски/бутылочки/памперсы/распашонки... Я уже не говорю о самом ребенке, вечно всем недовольном, ноющем существе, поминутно действующем на нервы,
